Шрифт
Фон
Кравчий, поднеси мне чару багреца
Кравчий, поднеси мне чару багреца,
Ум и мир унылы, словно два истца.
Знаю, что отправлен на меня донос,
Что молить бесцельно друга-подлеца.
Но когда запястье блещет над вином,
И вино целует губы и сердца,
И вино сверкает словно серебро
Выпью горечь чаши, выпью до конца.
Родинка мелькнула на ее щеке,
Косы ниспадают вдоль ее лица.
Сердце в косах, словно ласточка в силке.
Жадность губит птицу, губит и сердца.
Птица души устремилась туда, где она
Птица души устремилась туда, где она,
Сколько б обид ни творила мне дева-весна.
Если она не верна мне, то что же пускай.
В мире лукавом и жизнь никому не верна.
«Дам я тебе наслажденье», раз она молвила мне.
Но не любовью, а снова горечью доля полна.
Больше терпеть я не в силах, кровь да падет на нее,
Но осужденной за это нежная быть не должна.
Лика ее отраженьем светится стих у Лутфи,
Так соловьиному пенью розой лишь прелесть дана.
Ты кипарисом жасминногрудым, возросши, стала
Ты кипарисом жасминногрудым, возросши, стала,
Шалуньей злою и вместе чудом, возросши, стала.
Я думал, будешь ты словно месяц, а ты как солнце
Иль дух, явившийся ниоткуда, возросши, стала.
Тебя похвалят, и ты смущенно лицо скрываешь,
Сама же знаешь, что изумрудом, возросши, стала.
Лутфи все тайны лица откроет и всем расскажет,
Что ты и речью блистать повсюду, возросши, стала.
В глазах твоих к стонам моим я не зрел состраданья
В глазах твоих к стонам моим я не зрел состраданья,
Душа моя стала добычей их, пойманной ланью.
В ответ на обиды от ней одного опасаюсь:
Что вдруг помешаю ее своенравным желаньям.
Как память об этих слезах, когда буду в могиле,
Роса на гробницу падет запоздавшею данью.
Не взять мне в ладонь ее косы, защиты
От черного счастья нам нет, и бесцельны страданья.
Увидев в глазах ее мглу и холодные искры,
Не вижу я ночи и звезд первозданных собранья.
В разлуке Лутфи остаются лишь стоны да слезы
Ужель ты не чувствуешь горечи в этом стенанье?
Степь зелена, но роза лика где
Степь зелена, но роза лика где?
Где стройность кипариса, где?
Сегодня встретил розу соловей,
А юности моей гвоздики где?
Я пеплом стал у дома твоего,
Но ты не спросишь: «Где мой дикий, где?»
Твою терпеть я должен красоту!
Где мой покой? Досуг мой тихий где?
Прости вослед идущего Лутфи
Ты знаешь, где любви улики, где?
Из туркменской поэзии
Возвращайся
Сердар, когда отправишься в Иран
Верни ты шахский скот и возвращайся.
А если вновь попросит шах людей,
«Не будет!» отвечай и возвращайся.
Я знаю: очень зол иранцев род,
Возьми у них казну, побей их скот.
Джигиты наши там, какой «почет»
Оказан им? Взгляни и возвращайся.
Не обманись, не попадайся в плен,
Сильнее ста врагов один туркмен.
Лукавые слова страшней измен
Ты караван ограбь и возвращайся.
Ты милостей владыки избегай
И гнев его на нас не навлекай.
Там все о людях наших разузнай:
Придут они иль нет? И возвращайся.
Промолвил Магрупи: узнай в пути
Не рвется ль шах в поход на нас идти?
Тогда скажи гонцу: «Быстрей лети!»,
Сверши свой трудный долг и возвращайся.
Родина покинута
Вам, братья, хочу поведать тоску:
Дурун и Мехин остались вдали.
Подушки мои на крыше моей,
Где спал я хмельной, валялись вдали.
В те дни, когда шах пускался в набег,
Я мог захватить по семь человек?
Дрожал предо мной кызылбашей бек,
И мною рабы продавались вдали.
Уренч, Бахре-Иль родная страна!
Ходжа одноглазый, пиры и война!
Бами мой ленчер, степей тишина,
Края, где я жил, скрылись вдали.
Я был словно волк, когда нападал;
Одра в скакуна легко превращал;
В Дуруне я жил, в горах зимовал,
А радости дней терялись вдали.
Я шел по садам со свежей травой,
По пестрым хребтам с прохладной водой,
Встречал я в седле рассвет молодой
Дела Магрупи остались вдали
Сей мир
Глупец, не гордись, все вокруг тебя тлен.
Сквозь пальцы твои проливается мир.
Жесток он, и гневен, и полон измен,
И кровью людей упивается мир.
Сегодня я вам наставление дам,
С усердьем внимайте моим вы словам:
Добро, как приманку, протянет он вам
И снова от взора скрывается мир.
Он хитрый обманщик, как лжив его взгляд!
Беги от него поскорее назад!
Он саван подарит а скажет: халат
Кто знает, куда изливается мир?
Ты сам умножаешь мученья теперь,
Усильям своим и успехам не верь:
С трудом ты проник за закрытую дверь
Но тот же за ней открывается мир.
Мир может из праха царя сотворить,
И нищих без счета вокруг наплодить,
Лишь не может он нам подарить.
Твердит Магрупи: издевается мир!
Из азербайджанской поэзии
На закате
Горит, как прежде, душа, больное сердце поет,
Природа и та грустит, везде глухая печаль.
И плачет, преображен унынием, небосвод,
Души немая тоска пронзила мутную даль,
Но если солнца лучи прорежут грязный туман,
Быть может, буду и я вселенской радостью пьян!
Владеет солнце-султан просторами без конца,
Оно, не знаю зачем, закрыло пологом лик.
Зачем не греет оно нагие наши сердца?
Зачем живительный луч сквозь космос к нам не проник?
«Зачем, не знаю зачем?» спешу я вопрос задать
Сгустились тучи, и вот глухая пропасть опять!
Творец! В светиле твоем кровавый, бешеный бред,
Лучами, полными зла, жестокий демон грозит,
Скрывает тысячи тайн багрово-искристый свет,
В нем след извечной войны, в нем боль несмытых обид!
Оно свидетель огней, несущих гибель для нас,
Улыбка его мрачней и злее от часу час.
Угрюмо солнце, но в том высокая правота:
Над веком двадцатым бьет предвечной злобы крыло.
Устало сердце, но в нем жестокая правота:
Покорны веку-отцу, творят ученые зло.
Стал ангел людям врагом и принял лик сатаны!
Зачем же пред ним и мы сгибать колени должны?
Мир бойней стал для людей, кругом бушует война,
Никто не может считать себя свободным от бед.
Скажи: в какие года цвела без крови весна?
В любой из эпох земли найди правдивый ответ!
В крови сердца и цветы; леса, долины, поля,
Моря и рой облаков Лишь кровью дышит земля.
Глаза у наших царей застлал кровавый туман,
Чего же ищут они в безумной злобе своей?
Вой пушек и блеск штыков, немолчно бьет барабан,
Чертоги в воздух летят в завесе алых огней
Ужели нет ни любви, ни жалости Не пойму!
К чему весь этот кошмар, вся дикость эта к чему?
Я спрашиваю «зачем?», но мощно льется вокруг
Волна стенаний и вопль войны чудовищный шум.
Подъемлет волосы вверх проникший в душу испуг,
И молний бешеный блеск слепит встревоженный ум.
Но грохот мне говорит, мне шепчет багровый свет:
«Покоя нет без забот и счастья без горя нет».
Уверься: в жизни раздор природы вечный закон,
Конца не видно ему, начала не видно в нем.
Спасенья нет от судьбы, для смерти нету препон,
А век побед и смертей сулит нам новый подъем.
Но сам ты крови не лей! Ты должен зло одолеть.
Наш мир прекрасен, но им лишь добрый вправе владеть!
Шрифт
Фон