На диване в столовой на Ордынке сидит довольно развязный человек и с характерной интонацией произносит:
- Он меня боится, как Маяковский "Англетера"...
Это - эстрадный администратор Лавут. Тот самый, кого Маяковский отчасти прославил в поэме "Хорошо":
Мне рассказывал тихий еврей
Павел Ильич Лавут...
При Маяковском, быть может, он и был тихим, но вообще же о нем этого никак нельзя было сказать. Что же касается упоминаемого "страха", то он возник у Маяковского после того, как в "Англетере" самоубился Есенин. Лавут свидетельствовал, что Маяковский боялся жить даже в гостинице "Астория", которая соседствует с "Англетером".
Три поэта "лефовца" - Маяковский, Асеев и Кирсанов - вошли в Дом литераторов. Они увидели писателя Льва Кассиля и каждый из них произнес экспромт:
Мы пахали,
Мы косили,
Мы - нахалы,
Мы - Кассили.
Бедному Кассилю ум
Заменил консилиум.
Сильного не осилили,
Напали на Кассиля вы.
Слова Сталина "Маяковский был и остается лучшим и талантливейшим..." мы все знали с детства. Но вот откуда взялась эта цитата, не знал почти никто. А между тем это - резолюция, которую "вождь и мучитель" изволил начертать на письме Л. Ю. Брик, где содержалась просьба увековечить память Маяковского и предлагались конкретные для того меры.
В свое время О. М. Брик показал моему отцу копию этого письма. Там шла речь об издании собрания сочинений, установке памятника, и о переименовании Триумфальной площади в Москве в площадь Маяковского. Ардов бумагу одобрил, но задал такой вопрос:
- Осип Максимович, а почему вы просите переименовать именно Триумфальную площадь?
Брик по-купечески прищурился, потер руки и сказал:
- А все остальные приличные площади уже переименованы.
В Москве жил такой поэт Павел Герман. Его перу принадлежат несколько известных текстов - например, "Кирпичики", в свое время популярнейшая песня, а так же марш авиаторов - "Все выше, и выше, и выше..." У этого Германа было одно пристрастие - похороны. Во время этих церемоний он расцветал и почти всегда брал на себя роль распорядителя. Как-то, наблюдая его в этой роли, Маяковский сказал:
- Этого на мои похороны не пускать.
И тем не менее во время прощания с поэтом Герман раздавал траурные повязки тем, кто становился в почетный караул. Подойдя с такой повязкой к Алексею Толстому, Герман почтительно осведомился:
- Вы где хотите стать - у ног покойного или в головах?
Толстой посмотрел на него и заорал:
- Вон отсюда, мерзавец!
А. Н. Толстой при всей своей продажности и, я бы сказал, вульгарном жизнелюбии был человеком живым и остроумным. Когда он один из первых в стране получил Сталинскую премию, Ардов отправил ему такую телеграмму:
"Поздравляю получением премии прошу десять тысяч взаймы".
При встрече Толстой сказал:
- Молодец. Один только ты меня остроумно поздравил.
В конце тридцатых годов было отменено отчисление сценаристам от дохода при прокате фильмов. У Толстого как раз в это время должна была выйти на экран картина в нескольких сериях "Петр I". Свое огорчение граф выражал так:
- Подобных убытков наша семья не терпела со времен отмены крепостного права.
Толстой был в Грузии. На каком-то банкете в его честь провозглашался тост.
- Мы очень рады приветствовать вас на нашей земле, - говорил человек с бокалом в руке. - Мы все ценим и любим ваш роман "Война и мир"...
- А я и "Мертвые души" написал, - перебил его Толстой.
- Вот этого я еще не читал, - честно признался грузин.
В свое время Михаилу Кольцову довелось сопровождать А. И. Рыкова, когда тот в качестве новоназначенного председателя Совнаркома совершал на пароходе поездку по волжским городам. Кольцов был при нем чем-то вроде начальника пресс-службы.
Дело было летом, в самую жару. Пароход стоял у причала то ли в Саратове, то ли в Самаре.