Но Вальку трудно переубедить. Он упрямо и непримиримо твердит:
Да, война, она виновата Не было б войны, дядя Вася был бы здоровый, а Арька не хватил бы топором себе по ноге.
Я еще не соглашаюсь с ним трудно согласиться, но чувствую, Валька в чем-то прав, чего-то он знает и понимает больше меня. Но раздумывать некогда, и я перебиваю его:
К дяде Васе все-таки нужно сходить. Неужели он на нас обидится? А может, наоборот, обрадуется еще? Может, он ждет нас?
Валька замкнуто молчит, а потом вяло соглашается:
Давай сходим, мне все равно.
9
Сейчас же в глаза бросается совсем-совсем другое. Все пыльно, серо, скучно. Замечаешь всякий хлам, разбросанный по двору, даже помойную яму с ее нечистотами и смрадом; листья на клене, оказывается, не совсем зеленые, а с желтизной; красная кирпичная стена это просто стена с грязными потеками, со следами давно обвалившейся штукатурки, вся она исполосована тонкими трещинами, изрыта, словно оспинами, углублениями от выкрошившихся кирпичей. Не радует и солнце жарко! И небо, на котором бессильно остановились сквозные облачка, горячее, как раскаленная сковородка, покрытая голубой эмалью И тяжело на сердце, непонятно, томительно, как будто нужно было что-то обязательно сделать, а не сделал, забыл и теперь вспоминаешь, что забыл сделать, и никак не вспомнишь
У входа в дом Валька останавливается.
Я не пойду.
Почему?
Не хочу. Лучше в другой раз.
Но почему? настаиваю я. Боишься ты, что ли?
Чего бояться? Просто не хочу Неудобно как-то Может, он отдыхает с дороги или еще что, а мы вопремся.
Меня начинает разбирать злость. И вообще этот Шпик совершенно непонятная личность: то он постоянно вертится возле взрослых за уши не оттянешь, то заартачится вот так, и ничего с ним не сделаешь.
Ну и катись на все четыре стороны, отрубаю я. Тоже мне друг
У Вальки дрогнули губы. Понурив голову, он идет по двору, и вся его фигурка неповоротливая, кургузая, выражает обиду и горькое недоумение.
По деревянной, выкрашенной желтой масляной краской лестнице я поднимаюсь на второй этаж. Ступени под ногами тонко попискивают, словно им больно оттого, что на них наступают, а сердце у меня в груди колотится так, что в ушах отдается,
и во рту почему-то пересохло.
А вот и дверь в квартиру дяди Васи. Она обита дерматином. Тускло поблескивают узорные шляпки обойных гвоздей. Я не забыл: я помогал дяде Васе обивать эту дверь
Дует и дует через нее зимой, сказал он. Вечером натопишь, как в бане, терпежу нет, а к утру в квартире хоть волков морозь И вдруг предложил, подмигнув веселым глазом: Давай, тезка, споем «Катюшу». С песней веселей работается.
Давай споем, согласился я, и он баском повел:
Чего орете, ироды, чего орете? Люди в доме живут, аль кто? В доме покой, тишина должны быть, а вы И дяде Васе: А ты, дурак здоровый, маленький, что ли?.. Ох, связалась я с тобой, скорей бы развязаться У-у, постылый
И ушла, хлопнув дверью.
Работу мы заканчивали молча. Иногда дядя Вася виновато смотрел на меня и, перехватив мой ответный взгляд, хмурился.
Через некоторое время после этого жена у дяди Васи померла от какой-то таинственной для меня болезни крапивной лихорадки. С кладбища мы возвращались вдвоем. Всю дорогу дядя Вася молчал и только, подходя к дому, уронил задумчиво и печально:
Ну вот и развязалась
Тогда я не понял, к чему он это сказал, а сейчас, стоя у двери, мне припомнилось, как жена его кричала срывающимся злым голосом: «Связалась с тобой, скорей бы развязаться!»
С тех пор дядя Вася жил один. Уходя на фронт, он закрыл квартиру на замок и ключ оставил у тети Кати Киселевой.
«Постучать или не надо? думаю я, переминаясь с ноги на ногу в нерешительности. Может, и правда в другой раз прийти, как говорит Валька?.. Но почему в другой раз, не выгонит же!»
И я стучу, сильно стучу, чтобы пробить костяшкой пальца толстую обивку на двери.
Кто там? глухо доносится из квартиры приглушенный мужской голос. Чего надо?
Дядя Вася, это я, ваш тезка, Васька Смелков! приклеившись ухом к двери, кричу я. Откройте!
За дверью продолжительная и нерешительная тишина, будто дядя Вася раздумывает, ответить или не надо? Потом послышалось размеренное постукивание стук-стук, стук-стук, и все ближе к двери.
Так это ты, Василек? вдруг раздался голос совсем рядом.
Ага, отвечаю я. Стою и вспоминаю, как мы дерматином дверь обшивали, «Катюшу» пели
А-а, ну-ну Погоди, открою сейчас
За дверью послышалась непонятная мне возня, кряхтенье, будто дядя Вася поднимал что-то тяжелое, и наконец щелкнул замок, дверь распахнулась
Дверь распахнулась, а я не могу переступить порог, будто кто-то схватил меня сзади и не пускает. На какое-то мгновение я забыл, что дядя Вася теперь «другой», что у него нет ног и, значит, он должен быть ниже ростом. Мне нужно было смотреть вниз, а я смотрел вверх ведь дядя Вася был намного выше меня. И когда я посмотрел туда, где должно быть его лицо, плечи, я напугался, не увидев их там.