Дома Лука подумал: «Обойду-ка я сперва озеро по берегу и сделаю на деревьях затески через сто сажен. Заодно посчитаю, сколько надо стаунков. Потом наделаю коротеньких колышков. Озеро встанет, по наметкам и набью те колышки».
Вот затянуло озеро льдом. А на Михайлов день окреп он. Ночью пошел Лука ставить стаунки. На наживу было у него ведро носары загодя приготовлено.
Пошел он на другой день проверять. Поднял первый стаунок ничего. Второй то ж. То ж и в третьей лунке. Пригорюнился. Идет к четвертой. Глядь, а там щука. Прыгает, не дается в руки. Тут будто кто шепнул ему, а Лука повторил: «Не пугайся ты. Отдай мне жемчужную раковину, я тебя и отпущу с богом». Только он эдак молвил, щука и выплюни на лед раковину.
Руки у Луки трясутся. Открывает ножичком раковину. Видит: жемчужина. Совсем от радости потерял голову. Шутка ли две горсти жемчужных раковин наковырял. Как раз на бусы. Той же ночью насадил их на нитку, а утром к отцу Фени. Так, мол, и так
Семен глаза выкатил. Нюхает молоко медведихи, бусы пальцами мнет, на свет разглядывает. «Да, говорит, прыткий ты парень. Только это, брат, еще не все» «Как так не все?!» удивился Лука. «Пустяк один остался» «Какой пустяк, говори скорее!» «А такой Феня твоя посажена у меня на чердак. Ни дверей, ни окон там нет, окромя лаза из родительской спальни. Да и тот на замке. А ты вот изловчись да надень ей на шею бусы. Уж тогда считай, что твоя она. Сроку тебе на то суточки. Понял?..» «Как не понять», опустил голову Лука. Будто во сне от Семена вышел. А у Семена-то своя думка была: выдать Феню насилу за мужика аж из самого Тихвину. Тоже богатенького. Аккурат следующим днем собирались дело уладить.
Ну, вышел Лука, куда идти сам не знает. Только привели ноги опять к тедай мезю . Послушал его старый Еша, говорит: «В том помочь может один Коди Ижанд Семенова дома. Да не с руки ему тебе помогать. Ты рассуди: живет он за самой теплой печкой в доме. А печи хозяин топит. Что ж ему супротив идти, ежели хозяин на дрова не скупится. А Семен богатый, дров не жалеет. Так-то придется тебе, парень, отступиться»
С горя Лука едва ноги домой приволок. Мать аж за сердце схватилась. «Сыночек, что с тобой? Никак новая напасть?..»
Рассказал Лука, облегчил душу.
«Что ж, сынок, Еша прав. Коди Ижанд своим хозяевам покорный, говорит мать. Только ежели Феня тебя любит, то уж, верно, сиднем не сидит. Уж точно. Стал бы ее Семен на чердак запирать. Ты вот что, тайком проберись в Семенов дом, а там уж как бог даст, да как голова подскажет»
Поцеловал Лука мамушку за совет, прилег отдохнуть, подумать.
Только засумерилось, он уложил бусы в Фенин шелковый платочек, пошел. Пробрался в сени, схоронился под лестницей на чердак: мол, будь что будет.
До полуночи простоял, с ноги на ногу переминаючись. Вдруг слышит: у него под ногами кошка заныла. Видно, впотьмах хвост ей прищемил. Поднял он ноги, кошка шмыг по лестнице вверх. Тут чуть слышно раздался мышиный голосок: «Кто ты, спаситель мой?» «Я Лука», отвечает он тихо. «A-а, знаю, ты Фенин жених. Она меня утром тоже спасла, из мышеловки выпустила. Уж как убивается Феня по тебе, знал бы!.. Помогла бы вам, да где мне такой махонькой»
Тут-то и стукнуло Луку в голову: «Кому же еще и не помочь, как не тебе, говорит. Затащи своими ходами нитку бус к Фене. Пускай она наденет их да отца зовет. А ему пускай скажет, что это Лука надел. Сумеешь?» «Это-то я сумею!» обрадовалась мышка.
Шмыгнула она в норку, только бусы по маховому пазу торкнули.
Стоит Лука на прежнем месте, прислушивается. Вдруг скрипнули половицы, свет в дальней комнате зажгли. Тут Лука не будь дурак ноги в руки и к дому.
Не успел он дух перевести, как за ним от Семена бегут. Так, мол, и так ждет вас всех хозяин сегодня к обеду.
Так-то и добыл Лука свое счастье. Любовь на замок не упрячешь, верно я говорю? Максим весело рассмеялся, заворачивая лошадь к нашему дому.
Весь следующий день показался мне на удивление долгим. С утра помогал матери убираться. Потом возил
Мы же по тебе будем скучать. Ты хоть в гости-то иногда заглядывай.
А там видно будет, тетя Лиза, ответил он.
Прослужив три года, он остался жить и работать в Ленинграде.
А вскоре началась война, и Санька погиб в первые же ее дни. Так и не удалось ему побывать в своей деревеньке, по которой он очень тосковал. Это мы знали из его письма к нам.
Дядя Федя, любивший своего сына, сильно убивался, что не удалось с ним свидеться. Жалела потом и тетя Дарья: «Я, я, проклятая, во всем виновата».
Дядя Федя, муж тети Дарьи, был одним из тех людей, кто настраивал человека только на хорошее. И терпел в какой-то мере строгое и порой несправедливое отношение своей жены к первому своему сыну только потому, что, во-первых, не хотел в доме ссор, а во-вторых, считал, что никакая работа человека испортить не может. А потом ведь при нем тетя Дарья по отношению к Саньке вела себя по-иному. Но дядя Федя по зимам обычно бывал на заработках далеко от дома, и ему не всегда ведомо было, как с его сыном обращается приемная мать.