Это память о матери, сказала она.
Понятно, ответила принцесса и потеряла всякий интерес к предмету их короткой беседы.
Тоска по дому вновь грозила выплеснуться наружу слезами, но Гленна так и не заплакала.
Ехали они недолго. Замок Тибальда стоял на возвышенности, окружённый деревнями. Свита короля была немногочисленна: люди в эту пору трудились в поле, оттого приезд королевы будто бы оказался незаметным. Гленна вышла из кареты первой, первой она и увидела будущего мужа Оноры, короля Англии, объединённой и мирной.
Он посмотрел прямо на неё. Девушка поняла: он подумал, что она и есть его наречённая. Тень разочарования скользнула по его лицу.
Жених и невеста никогда не видели друг друга прежде. Конечно, Тибальду обещали юною золотоволосую красавицу. Гленна, совсем не была похожа на неё. Разве что кожа её была светлее, чем у прочих девушек, так же как и у Оноры. Только принцесса выглядела чистой и нежной из-за этого, а Гленна болезненной. Тибальд же был статным мужчиной, некогда, по всей видимости, очень красивым. Только время, войны и невзгоды, так же как и холодные приморские ветра уже начали менять его облик, предвещая скорую старость. Он был старше невесты на двадцать семь лет.
Опомнившись, Гленна поспешила отвести взгляд и сошла на землю. Она обернулась, чтобы предложить руку своей госпоже, та приняла её.
Губы Оноры алели, а волосы были распущены. Гленна предлагала принцессе накинуть на них кружевной покров искусной работы, но та с пренебрежением отказалась. Онора прекрасно знала, как красиво она выглядела в тот миг, когда вечернее солнце сверкнуло и запуталось в её волосах.
Тибальд заметно оживился: именно такую невесту ему обещали королевские посланники. Гленна, было, вздохнула с облегчением, но тревога так и не покинула её. Она наблюдала, как посланник короля Эгга, один из ирландский воинов, что сопровождали их в путешествии, берёт за руку её госпожу. Он двигался торжественно, даже слишком, кодга вёл девушку к Тибальду, седеющая голова которого была увенчана короной.
Он принял её руку в свою с почтением, Онора стыдливо потупила взгляд, как ей и полагалось. Так как её учили. Притворства в этом было больше, чем в игре ярмарочных актёров.
не смотря на пропасть, что никогда не сделает их равными. Может быть, они и не смогут пройти по этой тропе взявшись за руки, но, всё-таки, их ноги будут ступать подле друг друга, прогоняя одиночество.
Я понимаю вас, сказала девушка, хотя это было на грани дозволенного.
Онора смерила её долгим, слишком глубоким взглядом, из-за которого кожа Гленны покрылась мурашками. Затем кивнула, не сказав больше ни слова.
Они провели в комнате несколько часов. Онора быстро уснула, хотя постель её была холодна. Даже Гленна сумела преклонить голову у ног госпожи, припомнив её едкие слова о том, что девушка похожа на собаку.
«И впрямь похожа, призналась она себе, как и любая служанка, стерегущая покой своей госпожи»
От этой мысли, справедливой и честной, на сердце стало тоскливо. Она вновь подумала о доме, о реке, журчание которой было слышно у ворот замка. Здесь ведь даже моря было не видно. Лишь лес, да поля можно было разглядеть в тонкой щели, которую даже ей было трудно назвать окном.
Зато вот пир здесь был совершенно таким же, как дома. Разве что Гленна, роль которой теперь была немного другой, не носила кувшин с тёплым вином по залу, как бывало прежде. Теперь ей нужно было лишь быть рядом, когда её позовут, но принцесса не спешила отдавать приказания. Разве что одно слетело с её уст:
Перестань так себя вести. Веселись, даже если это невыносимо. На тебя все смотрят, а оценивают меня.
Гленна расправила плечи и старательно растянула губы в подобии улыбки. Онора повела бровью и отпустила её на своё место. Она сидела на скамьях среди гостей неблагородного происхождения, но уважаемых при дворе: старый подслеповатый лекарь, ведающий травами и лунными циклами; женщина, шея которой была украшена ожерельем из перьев и костей; юноша, по словам одного из слуг, слагавший баллады так дивно, точно боги целовали его в медовые уста.
Никто не заговаривал с Гленной, но взгляды, о которых предупреждала принцесса, она чувствовала всем телом. Они проникали под платье, от них кожа зудела, точно по ней бегала стая муравьёв. Не спасало ни тёмно-коричневое, неприметное (хоть и новое) платье, ни взгляд, блуждающий по комнате поверх голов гостей. Она привыкла быть незаметной и сейчас, когда девушка стала предметом внимания, Гленна поняла, что ей нравилось быть незаметной.
Она чувствовала себя лишней за пиршественным столом, без кувшина в руках, с кубком, полным тёплого вина, к которому она не притронулась. Ей хотелось кутаться в шаль, хотя холодно вовсе не было. Девушке представлялось, что худоба, бледность тонких губ, тени под глазами, никогда не уменьшавшиеся, стали ещё ярче в свете пиршественных огней. Гленне мнилось, что недостатков её не уравновешивают ни прямая осанка, ни нитка перламутра, вплетённая в косу, дарованная ей королём в день восемнадцатилетняя, ни высокий рост, который, на деле, оборачивал худобу в изящество.