Надо думать, что опытный воевода Свенельд разъяснил наследнику Киевского княжеского Стола (то есть, престола) исключительность расположения Хазарской державы. Не мог не разъяснить, поскольку будущему руководителю государства необходимо было знать не только очертания границ собственных земель и расположение государств соседних, но и геостратегические особенности земель этих соседей. Исключительность местоположения Хазарского каганата заключалось в том, что эта держава располагалась меж Киевской Русью и Дикой Степью. И само ее пограничное расположение не позволяло кочевникам Азиатской Степи беспрепятственно проникать в Степь Европейскую, лежащую между Хазарией и Киевской Русью.
Это было одинаково невыгодно обеим соседствующим странам. И хазарская крепость Саркел, она же Белая Вежа, и стояла на самом опасном пути, прикрывая тыл Хазарии, а заодно и фронт Киевской Руси от хищных кочевых орд.
Всех ли кочевников она способна была перехватывать? Нет, конечно, кочевник в степях неуловим. Но крепость, седлая переправы через Дон, не давала возможности свободно двигаться тылам этих орд. Запасным табунам, стадам овец, кошам с семьями, кузницами, запасом продовольствия, снаряжения и немаловажного для воинов ощущения домашнего очага. Еще князь Олег, направляясь «отмстить неразумным хазарам», не ставил перед собою задачи сокрушить само Хазарское государство. И уже одним этим стратегическим решением не позволил никому в будущем усомниться, что усомниться, что прозвище «Вещий» ему дано было современниками вполне заслуженно.
Безусловно, зная о государственной прозорливости Олега, князь Святослав, тем не менее, поступил прямо противоположно. Он сокрушил Хазарский каганат, навсегда стерев его с исторической карты мира. Исчезла плотина, отгораживающая азиатский кочевой океан от уже сложившегося земледельческого материка Европы. Каин и Авель теперь стояли лицом к лицу.
Маленькое отступление: а как это ему удалось?
Армия Святослава была небольшой, не обремененной обозами, а потому и мобильной: позднее мы встретимся с подобными армиями в монгольской армии. Летопись упоминает о том, что он передвигался, аки барс, отдельно сообщая при этом, что был весьма аскетичен, спал на попоне, подложив под голову седло, и питался мясом, поджаренным на угольях. Если так существовал в походах вождь, то так же точно существовала и дружина. Отсюда невероятная по тем временам подвижность и готовность к сражениям. Святослав реанимировал варяжскую ватагу, где каждый ватажник был предан лично ему, принеся личную клятву. Ни семьи, ни родных, ни друзей, ни родины, как понятия, во имя чего следует сражаться и умирать, у нее не было. Они сражались только за своего вождя, уже отрекшегося от родины и предков своих в душе своей.
В этом секрет удивительного для полководцев всех времен отказа Святослава от преимуществ неожиданного удара. В самом деле, что особенно страшно для такой отлично подготовленной, обученной, преданной лично вождю высокопрофессиональной, но малочисленной армии? Ей страшна война народа, защищающего свою родину: нападающему всегда страшно встретиться с оружием, которым он не располагает. Варяжская, по сути, дружина Святослава не имела на своем вооружении понятия отчий край. Родина, семьи, дети, прошлое, территория, наконец. И поэтому Святослав всеми силами избегал войны народной. Войны за свое отечество, то есть, войны партизанской.
Вероятно, опыт этой войны он получил, вторгшись в землю вятичей. Они жили
в пойме Оки, изобилующей притоками и затоками, болотами и трясинами, озерами, старицами, протоками и непроходимыми лесами на взгорьях. И здесь, в узких дефиле, где невозможно развернуться во весь фронт, вятичи и навязывали ему свою войну. Бесконечными ночными вылазками и внезапными нападениями из засад. Жалили, кусали, грызли и отходили, чтобы вновь броситься в удобном, хорошо известном им месте, обеспечивающем внезапность и своевременный отход. Он так и не смог их тогда «примучить», но пробился к Волге и отлично усвоил урок. А поскольку был воистину Вывод был гениально простым. Для того, чтобы победить врага на принадлежащей ему территории, надо заставить его собрать в одном месте все свои вооруженные силы. То есть, отказаться от заманчивой для любого полководца внезапности, заранее объявляя противнику, когда и где я на него нападу.
«ИДУ НА ВЫ!»
Карамзин и все последующие историки в той или иной степени восторгаются этим вызовом противника, так сказать, на дуэль, находя в ней рыцарство и благородство. Я тоже восторгаюсь, но совсем не романтикой, которой никогда не было в арсеналах завоевателей, а тонким, умным и хладнокровным расчетом гениального полководца. «Иду на вы!», провозглашал он, и противник, защищая свою родину, старательно собирал все силы для кровавого поединка. В случае удачи Святославу более не за кем было гоняться; в случае неудачи он всегда мог вернуться в свою землю, набрать новую дружину и начать все сначала. Только и всего, он решительно ничем не рисковал, как не рискует тот, кто пришел уничтожать, а не созидать.
И он уничтожил Хазарский каганат, «аки барс» кидаясь с севера на юг и с юга на запад. А все последующие историки постарались уничтожить и память о нем, отделываясь несущественными замечаниями. И меня всегда интересовал вопрос, почему это было сделано и кому это было выгодно. Кому мешала сама память о Хазарском каганате с его многочисленным многонациональным населением, поклонявшимся разным богам, которое позднее вошло в состав России, но под другими именами и с иной биографией? И это далеко не праздный вопрос, учитывая ура-патриотические и политические вивисекции над Русской историей ради спекуляций сегодняшнего дня, а потому повторим его. Почему наша история забыла о Хазарии?