Одновременно все авторы (в том числе и наша летопись) отмечают дикость и яростную свирепость славян, особенно удивлявшую тех, кто успел оценить славянское гостеприимство на личном опыте. Пленных, как правило, подвергали мучительной казни, если не могли увести их с собою.
Вырезали на теле ремни, вбивали в головы железные гвозди, сажали на кол, сжигали живьем. Греческие писатели с ужасом вспоминают о славянских вторжениях: «они все жгут, грабят, убивают всех, не имея жалости ни к малым детям, ни к дряхлым старикам, ни к беззащитным женщинам». Век был очень жестоким, но славянская жестокость пугающе выделялась в нем, странно уживаясь при этом свойственным тем же славянам удивляющим Европу гостеприимством. В чем же причина сочетания столь несочетаемых черт общего славянского характера?
А вы вспомните завоевание Северной Америки переселенцами из той же Европы. Как в исторической и мемуарной, так и в художественной литературе (Ф. Купер, Майн-Рид) повсеместно отмечается точно такое же смешение, казалось бы, несмешиваемых черт. Гостеприимство, верность слову, высокое достоинство воина прекрасно уживаются с его невероятной жестокостью. Если бы эта жестокость была направлена только против пришельцев из стран неведомых, было бы хотя бы понятно: «так им, оккупантам, и надо!», как сказали бы мы сегодня, исходя из выученного с детства постулата простейших решений. Но европейских переселенцев трудно причислить к оккупантам: с ними вместе в переселенческих караванах шли женщины и дети, которых тоже не щадила ни стрела, ни томагавк, ни лассо с последующей мучительной смертью. Никакие идейные или ультрапатриотические заклинания не в состоянии оправдать никакой жестокости. Тем более, жестокости обоюдной.
С моей точки зрения эта жестокость была
вызвана несовместимостью культур, столкнувшихся на Американских просторах: буржуазно-христианской культуры переселенцев и родоплеменной культуры коренного населения. Настоящего и прошлого, по ступеням которого когда-то восходили все народы, населяющие землю.
Христианская культура Византии столкнулась с нашими предками точно так же, как американские переселенцы столкнулись с коренным населением Америки. Славяне переживали распад родоплеменного строя, тогда как византийские греки существовали в уже ином культурном пространстве. Отсюда и удивление, и восторг, и ужас одновременно звучат в их сочинениях. Фенимор Купер, историки и мемуаристы Северной Америки писали в своих книгах по сути точно то же самое.
Русы уже прошли этап родоплеменной формации, поскольку потерпели разгром от готов, а ничто так не способствует социальному прогрессу, как поражения. Если победы консолидируют племя, нацию, государство, то поражения всегда нарушают социальную гармонию поиском причин и осмыслением последствий. Разгромленным русам пришлось менять не только место жительства, но и сам способ существования, что и толкнуло их на путь разбоя и грабежей, поскольку и новый ландшафт оказался непривычным, и земля малопродуктивной, а кормить людей надо было сегодня, немедленно, и уж никак не после ничем не гарантированного урожая. Это привело к тому, что роды и кланы ослабели, а пропитание стало зависеть только от мужчин боевого возраста и нрава. Так сложилась иная социальная формация, с выборными вождями (конунгами) и передаче им всей полноты полноты власти. Такая социальная формация называется военной демократией, поскольку воины занимают высшую, решающую все вопросы ступень иерархии, а не собрание всего племени (как, к примеру, вече у славян). И только они, воины, и выбирают верховного вождя, которому и приносят клятву на верность.
А у славян все еще существовало вече, вопросы решались сообща, и земля, охотничьи угодья и даже борти (ульи диких пчел) принадлежали общине. Собственность оставалась общественной и личной (оружие и орудия, землянка и лодка и т. п.), и никакой частной собственности еще не просматривалось и в ближайшем будущем.
Посмотрим, что же конкретно сделал Олег, устранив конкурентов, перехватывавших доходы с транзита товаров по Великому торговому пути.
Первое. Он объявил Киев столицей принципиально нового государственного объединения Руси, заняв Киевский княжеский стол от имени сына Рюрика Игоря. Следовательно, вполне допустимо предположить, что славян он более не опасался: сохранив свою дружину, он оказался сильнее всех в этом регионе.
Второе. Именно поэтому он и отправил из Киева всех варягов, переложив на славянские племена оплату за их участие в походе. И новгородцы платили варягам вплоть до конца княжения Ярослава.
Третье. Неизвестно, сохранил ли он жизнь племенным вождям в Киеве, но известно, что в управлении новым государством они более участия не принимали. Имена не только новых правителей, но и высшей киевской знати на добрых два поколения звучат по-древнегермански. Для примера приведем имена дипломатов, подписавших договор меж Великим Киевским княжеством и Византией: Карлы, Инегельд, Фарлаф, Веремуд, Рулав, Кари, Гуды, Руалд, Фрелав, Руар, Актеву, Труан, Лидул, Фост, Стемид. И все отчетливо древнегерманского происхождения. И подписывали они эту, дошедшую до нас хартию не от имени Киевского княжества, не от имени славянских племен, а «ОТ РОДА РУССКОГО».