Завтра встретимся, поговорим Я пишу истории болезней.
Я вас не задержу. Только стукну вас между глаз и тотчас уйду.
Не обязательно стукнуть. Завтра встретимся
По всей вероятности он этой фразы не договорил. Ачас ударил его, как пообещал, а Йонас зашатался. Ачас, очевидно, думал, что тот упадет, но Йонас устоял.
Значит, я завтра прихожу, сказал Ачас. Может быть, пораньше. Часам к одиннадцати. И послезавтра приду.
И ушел.
Не взглянув в зеркало, Йонас открыл аптечку, отрезал пластырь, приклеил тампон, смоченный спиртом, к скуле и опустился за стол. Долго думал о своем, потом мысль перебралась в другое русло, и он улыбнулся. Постучал двумя пальцами по лбу и взялся за истории болезней.
Легче воспринимай, доктор!
Пранас проснулся, как он подумал, от ночной прохлады. Подошел к окну и удивился яркости звезд, усеявших небо над всем миром, именуемым отныне «поселок Крюкай». По мокрой площади от амбулатории к дому председателя шел мужчина в белой сорочке, без пиджака. Воздух был пронизан бесконечностью звуков, что издавали сады и лес, которые вились и переплетались в единое целое. Он старался различить природу этих звуков, но кроме голосов ночных птиц и скрипа одинокой калитки или ставни, ничего больше не опознал. Озяб и закрыл окно. Хотел было лечь снова в свою старую забытую кровать, но услышал шарканье шагов на лестнице за дверьми. Вышел в коридор и зажег свет. На лестнице стоял отец, весь в белом и худой, в нижнем белье, которое висело на костлявых плечах.
Что вы делаете? спросил Пранас.
Проверял внизу котел.
Разве была необходимость?
Добре. Добре, смущенно улыбнулся и опустил глаза.
Вам
ведь велено лежать. Как вам не совестно?
Добре. Добре. И тихо пошел по ступенькам вверх.
Голый, ночью, на сквозняке.
Добре. Не сердитесь. Сверху он сказал: Не говорите матери, что вы видели меня тут.
Утром в лабораторию пришла Инга. Она принесла анализы.
Анализы поставьте па окно. А собачку выпустите за дверь, сказал Йонас. Он был в больших темных очках, которые только подчеркивали припухлость правой скулы.
Имя? Фамилия?
Она сказала.
Раздевайтесь. До пояса. Адрес?
Не знаю, сказала, не интересовалась. Зеленый домик при въезде
На доме разве ничего не написано?
Может быть, сказала. Я посмотрю.
Детскими болезнями болела?
Наверно.
Корью? Дифтеритом?
Пишите.
Сейчас на что жалуетесь?
Она не ответила. Он не настаивал. Постучал пальцами в спину, в грудь. Послушал.
Сядьте. Положите ногу на ногу Выпрямьтесь.
Она горбилась, и Йонас угадал, что она стыдится своей неловкости.
Прилягте. Вдохните. Выдохните. Вы болели туберкулезом?
Да.
Лежали в стационаре?
Да.
Одевайтесь. Спасибо. Вы должны пить молоко в большом количестве, больше бывайте на воздухе, спите при открытом окне, витамины в комплексе Потом он еще сказал: И больше белков. Вы должны увеличить свой вес Сделайте рентген.
Он подал ей рецепты и направление и еще два больших листа, что заполнил нынче ночью.
Не ради службы, а ради дружбы отдайте в контору табель амбулатории
Разрешите идти?
Сестричка подала ему кофе, он поднес горячую чашку к губам и обжегся. Инга пошла вдоль улицы своей неуклюжей боязливой походкой, казалось, главное для нее перенести свое тело в другое место и остаться при этом никем не замеченной.
У дома Вайткусов тем временем происходило нечто похожее на бомбежку или обстрел. Из окна чердака вылетали предметы, вещи и свертки, падали с десятиметровой высоты, грохались и поднимали клубы пыли. Инга остановилась, с жадностью и непосредственностью ребенка наблюдала за процессом разрушения. В окне второго этажа была видна голова матери. На лице ее была написана гордость, и смущение, и растерянность.
Бомбежка! мать так и сказала женщине с собачкой на руках.
Разрушение и вправду имеет свое обаяние и свою притягательность не меньше, чем творчество. Об этом можно было бы судить по лицу Пранаса, который с топором в руках на чердаке расправлялся со старым шкафом.
Разве этот шкаф здесь мешал нам? спросил отец.
Па, уйдите в комнаты, попросил Пранас. Не следует дышать пылью.
Добре. Добре.
В руках отец держал плетеную корзину, он нагибался, хватал с полу какую-нибудь мелочь, казавшуюся ему нужной и не заслуживающей казни.
Как говорится, сказал он, осторожно, на цыпочках приближаясь к сверткам старых газет, как говорится, чтоб вместе с помоями дитё не выплеснуть
Уйдите, ради бога, сказал Пранас. Эго знаете, как в плохом театре!
Все бывает. Не сердитесь, Пранюша
Потом отец появился во дворе.
Не нашел?! спросила мать из окна.
Отец трагически потряс головой.
Ищи, сказала мать. Двенадцать лет моего труда!
Отец потопал к груде осколков и стал разгребать руками.
Это Инга, которая все еще стояла поблизости и глядела, это она крикнула:
Не бросайте! Человек внизу!
Пранас высунул голову и увидел отца, суетившегося внизу, Ингу с собачкой и нескольких подростков, что зевали за забором.
Папаша, вы нарочно смешите народ?
Не нарочно, не нарочно, приговаривал отец, одержимый одной лишь мыслью, что он должен спешить.