Садись. Кто получше ответит? Махмудова?
И Махмудова, выйдя к доске, ответила бодро, чеканно, словно перед нею лежала раскрытая книга. Самади слушал ее, ему почему-то было неприятно и скучно, что она так правильно отвечает
На перемене в классе остались только Ахмад и Улугбек, который, видимо, опекал маленького и тщедушного приятеля.
Ахмад, у вас же есть свой сад начал Самади.
Мальчик кивнул.
У них черешня поздняя, объяснил Улугбек.
Ну, понятно, сказал Самади. Ну, поздно они зреют, понятно, но нельзя же, нехорошо это Зачем именно к дяде Хасану?
У него черешня ранняя, еще раз объяснил Улугбек.
Учитель вздохнул:
Там же стены высокие.
Но арык есть под стеной, возразил Улугбек. Мы всегда через арык лазим
Значит, и ты тоже, Улугбек? Самади повернулся к Ахмаду: А прыгнуть побоялся?
Мальчик опустил голову.
Идите. Если вам захочется черешни, приходите ко мне, у меня тоже ранние сорта.
Ребята вышли из класса не совсем уверенно, озираясь, уж не пошутил ли над ними Самади, отпустив их без назидания.
Самади вышел из школьных ворот. По улице катил, тарахтя, трактор. Разбежались куры. Ускакали в сторону ослики, только один, самый миниатюрный, остался лежать посреди улицы. Трактор обогнул его и проехал, подняв облако пыли. Самади закашлялся. И тут
Тут ему послышался топот коней. Сквозь плотную завесу пыли возникла кавалькада всадников. Это Улугбек и его верные слуги кто на коне, кто на муле. Бывший султан выглядел очень уставшим и старым человеком, свита тоже была немолодая видимо, та горстка слуг и друзей, которые остались верны султану-изгнаннику до последнего его дыхания. Ни роскоши, ни оружия едут паломники в Мекку. И странно, что у них нет ни одного верблюда, хотя впереди огромные безводные пустыни. Будто они знают, что им не суждено преодолеть и трех фарсахов пути. Люди кашляют от едкой пыли. Только Улугбек спокоен. Вот и он, кажется, заметил Самади и даже улыбнулся ему
Когда последний мул с поклажей исчез в клубах пыли, Самади увидел ослика, все еще безмятежно лежащего посреди улицы
Около чайханы Барота Кривого его окликнули:
Эй, учитель, поди-ка сюда!
Это кричал табунщик Хасан, усатый мужчина лет сорока пяти. Рядом с ним сидели еще двое, оба седобородые, оба важные Турабай и Базарбай. Учитель подошел к ним, сказал:
Я хотел вас видеть, Хасан-ака.
Куда это смотрит твоя школа? Мало, табун угнали, так еще весь мой сад обчистили.
И всё ваши ученики!
А вы их избили
А что, кланяться им? Мало еще всыпал. Еще раз полезут, я им покажу!
Надо, подтвердил Турабай. Надо, Хасан-бек.
Этого не будет, возразил Самади.
Как не будет? удивился табунщик.
Я не позволю вам бить детей. Высечь мальчика до крови из-за горстки черешни это жестоко!
А что, ждать, чтобы они украли барана из моей кошары?
Нужны им ваши бараны! закричал Самади. Попробуйте хоть раз тронуть их!..
Ну-ну, что мне за это будет? спросил табунщик.
Скажи, скажи, поддержал Турабай. Плохо будет!
Вы же старый человек упрекнул его Самади.
Скажи, что ты мне сделаешь, учитель?
В суд подам!.. выпалил Самади.
Мне не страшно, парировал табунщик. Прокурор Санобек мой школьный товарищ, он меня не тронет.
Тогда я сам вас высеку! закричал Самадн.
Крик учителя лишь позабавил табунщика. Он наполнил пиалу и подал Самади:
Пей, учитель, остудись
Спасибо, не хочу.
Тогда я буду бить твоих ребят.
А он зарежет тебя, Хасан, влил масла в огонь Турабай. Он горячий.
И зарежу. Только попробуйте, троньте!.. решительно сказал Самади и пошел прочь.
Турабай аж трясся от смеха и потирал ладони от удовольствия.
А вроде тихоня был, смеясь, сказал табунщик. И отец у него такой был смирный.
Это он в деда пошел, сказал Турабай. Отчаянный был старик. Ты с его внуком будь начеку, он и правда может
Значит, судьба у меня такая, добродушно сказал табунщик и принялся закручивать кончики усов.
Боязливо, словно чужой, Самади отпер свои ворота, поднялся на айван и прошел в свою комнату. Переодевшись, вышел и, озираясь, направился к калитке, но открыть ее не успел. Во двор вышла его тетя, женщина лет шестидесяти. Взяла лежавший у стены веник и начала подметать. Делала она это как-то машинально, двор и так был чист, будто языком вылизанный. Остановилась и тихо сказала:
Я ухожу, Музаффар. Она не дождалась ответа, племянник молчал. И потому, смахнув слезинку, продолжила зло: Ухожу. Там я тоже нужна. Взрослый человек, подумай, как ты живешь. Жена там, ты здесь, да дочку еще народили Глупый ты человек.
Да, глупый, согласился Самади. Умный бы не согласился, когда вы ее сосватали. Она думала, что я там останусь.
И он пошел в сад, к кусочку невспаханной земли за деревьями, взялся за кетмень. Здесь ему гораздо спокойнее. Кругом дувалы. Высокие, новые. Работать сейчас в тысячу раз легче, чем думать. Но как забудешь, как сотрешь в памяти былое?
У ворот дома их ждали, однако пройти внутрь, за полог, где была невеста, не пустили. Полетели вверх монеты, конфеты, а «стражи» бросились их собирать, шумели, кричали, смеялись