В свою первую встречу с женщинами в очередной вторник, Альби входил с замирающим сердцем. Он в прошлый раз заходил сюда, будучи беременным и ожидая мужа с переговоров. А сейчас он был, как куча осколков стекла, собранная в тряпку. Вроде блестит. Вроде позвякивает На него уставились блестящие от слез глаза. И тихий вопрос:
- Хасеки, чем мы можем помочь?
- Выйдите отсюда, - Альби закрыл глаза, чтобы не заплакать от вида чужого сочувствия, - все, встали и вышли отсюда.
Женщины зашевелились, стали молча выходить из комнаты, и только когда в дверях остались последние, Альби открыл глаза, чтобы сказать:
- Встретимся в следующий вторник. И перестаньте меня жалеть, у нас много работы впереди.
Больше никто во дворце не задавал ему глупых вопросов. Жизнь продолжалась. Альби нес свои осколки дальше. Больно. Все те же люди. Все те же стены. Все те же проблемы Только Рана нет. И больше не будет. Тяжело дышать, тяжело смотреть на людей. Как они могут жить, когда Рана нет? Почему эти старики живы, а такого молодого Рана нет? Альби заглядывал в глаза альфам, пытаясь понять, почему эти альфы живы, а их повелитель погиб? Как они смеют жить, когда его нет? Как они смеют смотреть ему в глаза, если не смогли защитить самого главного человека, их эмира? Как они допустили это? Но альфы опускали глаза и склоняли головы. Они и так чувствовали себя виноватыми.
Из всех альф, что поехали вместе с эмиром, не было найдено ни одного тела. И жеребцов, на которых отправились на переговоры альфы, тоже не нашли. Тигран с побратимами отправились до оазиса на багги и там пересели на жеребцов, потому что с бедуинами стоило говорить только «с высоты седла». Багги стояли сиротливой группой, и следы жеребцов, уходя от кормушки, растворялись в песках. Жеребцы всегда были ценностью, их искали, хотя бы для того, чтобы ухватить след причастных к гибели эмира. Но на планете, кроме альф, мало кто ездил верхом. Кони были дороги сами по себе, так же, как и питание для них. Это был, скорее, вопрос статуса, чем средство передвижения в пустыне. Караванщики пользовались верблюдами, редкие жеребцы в караванах все были осмотрены и ощупаны.
Кроме этого, шло пристальное расследование во дворце. Этим занимался Айдан со своими верными людьми и альфами, которые ходили за его плечом, как тени, едва тот выходил из комнат гарема. На этом настоял Альби. Он помнил, как однажды на него напали в переходах лабиринта, и теперь охрана альф стояла на каждом входе, даже там, где обычно все оставлялось на откуп слугам.
Расследование шло долго, но в итоге принесло свои результаты. Оказалось, его травила родня Шамси и Камиля. Он уже и забыл их имена, но они не забыли его. Они устроились работать в его дворец. Жены, вернее вдовы, которые остались живы после того, как их мужей казнили, когда был раскрыт заговор против эмира
Маджида, названного отца Альби. Все в городе знали, что именно он вывел омег гарема на чистую воду, и именно из-за него правда выплыла на поверхность. И неважно, насколько омеги были виновны, а их сыновья вовлечены в заговор против жизни эмира и благополучия эмирата. Они помнили только одно именно Альби был виновен в смерти их близких. И они готовились к мести.
Яд был не двухкомпонентным, а трех и даже четырехкомпонентным. Там было все: и травы, в отваре которых выполаскивали белье, на котором спал Альби, фрукты, которые попадали во дворец, опрысканные отварами трав в саду. Это даже не химия. Просто травы от вредителей. Они не были опасны для людей, и, главное, их можно было легко смыть, если фрукты замочить в воде или вымыть более тщательно. И они сами по себе не были бы опасны, но только не в сочетании с ароматом саше, разложенных по углам комнат хасеки, зашитых в подушки и валики диванов, что подкладывали под локоть. А фрукты были везде - и в кашах, и в десертах. И действие трав было накопительным.
Так же, как действие паров ртути, которую заботливо наливали во все щели кровати, на которой любилась правящая пара. Понемногу, чтобы Заки не заметил серебристых шариков, которые постоянно ослабляли иммунитет. Без запаха и совершенно незаметные для всех, кроме людей, которые вдыхали ядовитые пары, даже не догадываясь об опасности. А еще были привозные грибы, осторожно подмешанные в специи. Все их ели. И все были здоровы, все, кроме Альби, ну и прочих беременных. Хотя во дворце был только один фертильный омега супруг эмира. Его любовь и дыхание жизни.
А еще были бедуины, которые помнили Стража пустыни и не простили ему смертей своих соплеменников. Месть была действительно бедуинской неспешной, но беспощадной. Страж пустыни обзавелся семьей, поменял род, уехал в другой эмират. И даже построил свой собственный эмират Золотую чашу. И в нее накапали яда. Осторожно и не торопясь. Не забывая каждый день о мести и не прощая убийства своего народа. Да и жены погибших сыновей Камиля и Шамси тоже обладали истинно восточным коварством и терпением. Сделав вид, что смирились с потерей былого статуса и денег, показательно склонили головы. А потом устроились на работу во дворец и начали осторожно плести паутину для единственного виновника своих несчастий сердца всего эмирата, Альби. Ведь, если его убить, то и Тигран уйдет к предкам, затосковав по паре. А там без твердой руки альфы рассыплется и сам эмират.