А так надо на молитве стоять.
Саша кивнул.
И щепотью не креститесь, продолжил Савва Васильевич.
Он сложил два перста, поднял над головой, как боярыня Морозова на картине Сурикова, и широко перекрестился.
Ибо распят был Христос Бог и человек, а не Троица. Кто тремя перстами крестится Троицу распинает.
«А кто двумя Христа», подумал Саша.
Символы можно очень по-разному трактовать, политкорректно заметил он, и спорить об этом до бесконечности.
В карету вернулись тигрицы.
Старшая держала в руках два квадратных коврика из ткани примерно тридцать на тридцать сантиметров. Коврики напоминали маленькие стеганые одеяла и были сшиты из разноцветных кусков ткани: черных, розовых, малиновых и темно-красных с белыми «огурцами». Только квадраты были расположены не как на шахматной доске, а один в другом, под девяносто градусов друг к другу.
Саша предположил, что здесь потрудилась морозовская фабрика, а, может, и гучковская.
Держите подручники, Ваше Высочество, прокомментировала Ульяна Афанасьевна. Земные поклоны-то класть умеете?
К земным поклонам Саша был психологически не готов.
А без этого никак? поинтересовался он.
Савва Васильевич покачал головой.
Заметят сразу!
Можем отвести вас обратно, предложила Мария Федоровна, мы недалеко уехали.
Нет, уж! сказал Саша. Перед Богом же, не перед человеком.
Ульяна Афанасьевна окинула взглядом новоявленного юного старовера и с сомнением посмотрела на мужа.
Тот вздохнул.
«Интересно, что не так», подумал Саша.
Один подручник под колени кладут, другой под руки, потому что нельзя грязными руками молиться, объяснила старшая тигрица.
Мы за колонной встанем, сказал Савва Васильевич. Народу много, кто там заметит.
Никогда за колонной не стояли, заметила Мария Федоровна.
Не потащат же силком к царским вратам, успокоил Тимофей Саввич.
В архитектуре храма Покрова Пресвятой Богородицы, что в Рогожском посёлке, не было ровно ничего старорусского. Он больше походил на дворянский особняк, ибо имел два портика (один над другим). Верхний портик опирался на пилястры, а нижний на невысокие круглые колонны в количестве шести штук. Более того, в высоких дверях, увенчанных арками, имелись стеклянные кружева, похожие на витражи, но не цветные, как любят католики, а прозрачные.
Сооружение венчал круглый купол, и над ним маленькая башенка с единственной золотой маковкой и крестом.
Смотрелось это всё очень даже. Никак Гучков с Морозовым миллионы приложили.
Выкрашено архитектурное чудо было в ярко-жёлтый цвет.
Матвей Казаков строил, просветила образованная младшая тигрица.
Значит, до Морозовых.
Народу действительно было изрядно: дамы в зелёных сарафанах и платках и джентльмены в черных молельных кафтанах. Уважаемую семью пропускали вперед, а Морозовы, держали Сашу в центре компании, закрывая собой неведомое ему несоответствие старообрядческому идеалу.
Внутри храм был украшен тонкими берёзками у иконостаса и возле колонн. По полу рассыпала свежая трава. Так что запах стоял, как на сенокосе.
К амвону всё же подошли. По золотому иконостасу, поверх икон шёл толстый шнур, завязанный на вратах брутальным узлом с большими сургучными печатями, и над них висел ржавый амбарный замок.
Это и есть запечатанный алтарь? тихо спросил Саша.
Да, кивнул Савва Васильевич, батюшка ваш сказал: «Если не переходят в единоверие, то и алтари им не нужны».
Саша вздохнул и промолчал.
Они отошли в сторону, за колонну, и Саша начал украдкой разглядывать храм из-за широких купеческих спин.
Толстые прямоугольные колонны были расписаны в древнерусском стиле, огромные бронзовые люстры свисали с церковного свода, сквозь высокие окна бил утренний свет. Так что свечи в люстрах были потушены, однако горели в подсвечниках перед иконами.
К запаху травы примешивался медовой аромат воска.
Сразу после постройки он больше был, заметила Мария Федоровна, и оказалось, что он больше Успенского собора в Кремле. Тогда Екатерина Вторая приказала восточную алтарную часть сломать, вместо пяти глав сделать одну и понизить шпиль. Вот и получилось так приземисто.
Всё равно красиво, возразил Саша.
У запечатанных царских врат появился священник в зеленом одеянии, к аромату свежей травы примешался запах ладана, и дьякон пропел: «Миром Господу помолимся!»
Савва Васильевич поднял указательный палец вверх, как Иоанн Предтеча, мол, сейчас слушайте внимательно, Ваше Высочество.
И дьякон продолжил:
О Державном Государе нашем императоре Александре Николаевиче, о супруге его Государыне Императрице Марии Александровне, о матери его Государыне Императрице Александре Фёдоровне, господу помолимся!
Господи помилуй! подхватили на клиросе.
Саша, которого целый год каждое воскресенье таскали в церковь, и который сотни раз слышал эту молитву, припоминал, что у «никониян» она звучала немного иначе и содержала перед титулами эпитеты «балгочестивейший» или «благочестивейшая». Но не стал придираться по мелочам.
О Государе Цесаревиче и Великом Князе Николае Александровиче и о всем Царствующем Доме Господу помолимся! продолжил дьякон.
И Савва Васильевич выразительно посмотрел на Сашу, мол, вот, а вы сомневались! Мы государю императору несмотря ни на что шибко преданные.