Со свойственной Глумовым въедливостью она собирала всё, что только было доступно не слишком стеснённой в средствах девочке её лет.
Пока Дарья была маленькой, отец смотрел на её увлечение с одобрительной усмешкой: «Наша порода!»
Когда настало время, её отдали в женскую гимназию, самую лучшую из тех, что были в Москве. Глумовы знали цену женскому уму. Бабка Дарьи, рано овдовев, железной рукой вела дело, пока сыновья не вошли в пору. Да и теперь Савва нет-нет да и обращался к матери за советом.
Училась Дарья средне, показывая прилежание лишь в истории, латыни и иностранных языках. Пусть дорога в учёные была для неё закрыта, она надеялась, что сможет хотя бы читать труды великих мужей, своими руками извлекающих из земли дивные вещи.
Пока другие гимназистки сплетничали и секретничали о своих душечках, Дарья штудировала каталоги Географического общества в поисках весточки от возлюбленного и радовалась, когда встречала нечто вроде труда «Об особенностях написания имени фараона в эпоху Древнего царства». В такие дни она ходила, загадочно сверкая глазами, будто и в самом деле получила записку с тайным признанием в любви.
Как-то раз Дарья случайно подслушала разговор двух однокашниц, уверенных, что она так увлечена своим чтением, что не замечает никого и ничего.
Не родился ещё тот мужчина, который возьмёт её в жёны, сказала первая.
Скорее уж давно умер, захихикала другая.
Тогда Дарья никак не показала, что чужие слова хоть как-то задели её чувства, но сама мысль «не родился, а давно уже умер» запала ей в душу и окрасила её увлечение в торжественные и траурные цвета.
Знала ли безвестная гимназистка, к чему приведёт та оброненная невзначай шутка?
Ровесницы Дарьи читали Надсона и Маркса, выходили замуж, метали бомбы и уезжали на учёбу в Швейцарию, сама же она бросалась от Блаватской к стихам символистов, надеясь где-то там уловить ниточку, которая связала бы её с людьми прошлого, которых она знала только по книгам.
Поздней осенью, когда вся Москва обсуждала новости с фронтов далёкой Русско-японской войны и поражалась очередному злодеянию бомбистов-эсеров, Дарья Глумова, девица двадцати одного года от роду, в своём самодвижущемся экипаже спешила на спиритический сеанс. Родителям было сказано, что она едет навестить лучшую подругу Верочку. Той недавно сделал предложение Сергей Проворов, так что не было ничего удивительного в том, что две девушки хотели всласть наговориться о произошедшем.
Не доезжая пары кварталов до дома, где жила подруга, Дарья попросила шофёра остановиться, спрыгнула с подножки на нечищеные панели и, сунув ему напоследок несколько монет, тихо проговорила:
Через три часа здесь, как в прошлый раз!
Шофёр, укрытый башлыком так, что видны были только глаза в защитных очках, молча кивнул, спрятал
подношение в рукав и с громким тарахтением рванул с места.
Она подошла к воротам высокого доходного дома. На его фасаде в ранних сумерках белели маски девушек с длинными, причудливо уложенными волосами. Дарья бросила им короткий взгляд, подмигнула, как старым знакомым, мол, не выдайте, подруги, и скрылась в темноте.
Два пролёта чёрной лестницы, пропавшей помоями и кошками, и она уже стояла у чёрного хода и условным стуком стучала в дверь.
На пороге, озарённая электрическим светом, возникла женщина. Она была одета в белое газовое платье, почти не скрывающее её наготы. Высокую причёску, уложенную на греческий манер, венчал позолоченный лавровый венок.
Вы пришли, моя дорогая! Женщина всплеснула руками и поцеловала воздух рядом с её щекой. Сейчас Захар поможет вам раздеться.
В просторной прихожей, где расторопный слуга помог Дарье снять пальто, смешивались ароматы неведомых восточных благовоний и крепкий запах жареного лука. То и дело трещал дверной звонок: приходили гости, которым, в отличие от неё, не было нужды скрываться от посторонних взглядов. Кажется, на сегодняшний сеанс решилась прийти половина Москвы, не меньше.
Дарья прошла в гостиную. Здесь за большим круглым столом уже устроилось с полудюжины человек.
Она села на свободный стул рядом с седобородым господином в чёрной визитке. Он по-английски беседовал с глуховатой мадемуазель дю Лак, старушкой, похожей на разваренную рыбу. Она часто приходила сюда в надежде поговорить с духом давно почившего брата, но тот не спешил являться на её зов.
Дарья принялась осторожно осматриваться, стараясь при этом не потерять нить разговора. Она прекрасно читала на английском, разбирала всё, что ей говорила шотландская гувернантка, на слух, но сама говорить стеснялась. Ей казалось, что, стоит открыть рот, оттуда градом посыплются камешки иностранных слов.
приготовила для нас нечто особенное, сказала мадемуазель дю Лак. Хотя лучше бы она позвала сюда моего бедного Густава. Что толку в этих древних жрецах и красавицах? Сами они и дети их детей давно сгинули А так бы живые порадовались, получив весточку с того света
Нам, тем, кто проникает умом сквозь толщу веков, эти жрецы и красавицы могли бы поведать многое. Если они, конечно, захотят прийти к своим никчёмным потомкам. Эти люди знали тайны жизни и смерти