Только не это! Только не «Эрринхауз»!
Слегка сжалившись, папа тут же перевел бы тему и вспомнил бы о своем отце, как делал всегда:
Что сказал бы на все это твой дед? Репутация, которую сперва он, а потом и мы с твоим дядей выстраивали всю жизнь, тает с каждым днем. Люди шепчутся, по городу уже ходят пересуды. Нас не будут звать из-за тебя!
Тут бы за Лео вступилась бабушка (она его часто защищает):
Не злись на него, Уильям. Ты же знаешь, что он не виноват. Мальчик ведь просто болен
У него ничего не болит! Он не болен! Это все глупые выдумки!
Отец еще какое-то время продолжал бы возмущаться, но уже по инерции, а братья принялись бы ныть, мол, Мертвяк снова умудрился выкрутиться, и в итоге Мертвяка отправили бы в наказание на чердак репетировать жуткий и невозможный для запоминания скорбнянс «Монокль Бальбаума». Любому несведущему подобное наказание могло бы показаться несерьезным, но для трубача проклятый «Монокль» был сущим кошмаром. Многие музыканты, пытаясь его выучить, по-настоящему сходили с ума и их на самом деле отправляли в «Эрринхауз». Дядя уверял, что Глухая Мадлен, сумасшедшая, которая играет на своей виолонтубе возле главпочтамта, свихнулась как раз-таки из-за этой ужасной композиции
Что ж, сейчас у него не было на все это времени: ни на препирательства, ни на объяснения, ни на пилюли из нот. Нет уж, он не для того вернулся, чтобы, смиренно склонив голову, отправиться на чердак, с трубой и партитурой.
Лео сунул зонтик в стойку у вешалки, после чего, не снимая фрак и цилиндр, зажег свечу на газетной полке. Взяв ручку, макнул ее в чернильницу и принялся писать.
Записка для папы далась намного проще, чем письмо для доктора Доу. Лео несколько раз переписывал все заново, то и дело подлавливая себя на мысли, что выходит совсем не то, что нужно. Формулировать верно было довольно трудно. Он не хотел оскорбить доктора, и хоть папа порой в сердцах называл того «бессмысленной тратой времени с постным лицом» и «напрасной тратой денег с высокомерными запонками», Лео был с ним не согласен. Доктор Доу очень хороший врач, просто ему он помочь не мог. И все же на бумаге выходило слишком резко и обвинительно: «вы меня подвели», «вы меня обманывали», «но я наконец нашел тех, кто мне поможет»
В итоге, кое-как справившись, Лео вложил письмо в конверт, отчаянно надеясь, что доктор поймет его. Записку для папы он зажал между мехами отцовского аккордеона, который стоял на своем привычном месте, возле стойки для обуви. Затем, сняв башмаки, на цыпочках двинулся по коридору.
Не дойдя до гостиной всего пару шагов, Лео понял, что уйти из дома незамеченным ему не удастся.
В коридоре на полу сидел Генри. Генри глядел на него своими черными, без зрачков, глазами, его сморщенный пятак ходил ходуном, а тонкий хвостик-червячок дергался, будто кто-то привязал к нему ниточку и тянул за нее из стороны в сторону.
Генри был хрякксом. Похожи хрякксы на помесь тощей карликовой свиньи и крысы; одни находят их невероятно милыми, другие непередаваемо мерзкими. Лео был из числа последних и не понимал тех, кто заводит хрякксов в качестве питомцев. Принадлежал Генри дяде Джеральду, и тот был от него без ума, невзирая на то, что хряккс являлся суетливым, непоседливым, вечно все портящим созданием.
Сейчас Генри мог перебудить всех. А это было очень некстати.
Пошел прочь, Генри, сквозь зубы процедил Лео.
Хряккс в ответ лишь фыркнул. Затем вскочил на все четыре ноги и ринулся к Лео, свистя, хрюкая и топоча своими крошечными копытцами, как тяжелый механический шагоход.
Лео успел подхватить Генри за шкирку, пока тот его не обслюнявил. Повиснув у него в руке, хряккс со счастливым видом принялся пускать слюни на пол
Сейчас совсем не до тебя.
Генри отправился обиженно сопеть в чулан, где хранились ржавые трубы и тромбоны, а Лео вошел в гостиную.
Первым его встретил храп дяди Джеральда. Дядя, такой же толстый, как и его барабан, как всегда, спал в своем кресле. К слову, спал он в обнимку с барабаном. Больше в гостиной никого вроде бы не было. Повезло
В углу справа от входа стоял стул. Рядом в стене виднелась круглая крышка с вентилем, за которой пряталась труба пневмопочты именно по ней приходили заказы для «Погребального оркестра господина Пруддса» от убитых горем родственников убитых жизнью господ.
Заказами и всеми пересылками через эту трубу заведовала бабушка она никого не подпускала к ней, дни напролет проводя на этом самом стуле. Однажды Бенни попытался втихаря отправить в капсуле своему приятелю Тому Брекли дохлую ворону, и бабушка, помнится, так рассердилась, что гналась за ним со своей клюкой до самого конца улицы Синих Труб, пока не настигла у Горбатого моста и как следует не оттягала бедолагу за уши. С бабушкой было опасно связываться: она только выглядит старой, а на деле даст фору любому мальчишке.
Лео тихонько сел на стул и потянулся к лежавшей на полке капсуле для пересылок. Прежде он и подумать не мог о том, чтобы взять эту штуковину в руки. Хорошо, что бабушка не видит, иначе
Смерть это еще не повод лезть к моей трубе, раздался тихий хриплый голос.