В Особом отделе с Фигаро согласились работать три колдуна, пятеро преподавателей общей теории специального сыска, восемь архивариусов и ноль тренеров по физической подготовке. Это было не мгновенное решение: следователя заставляли бегать по специальной механической дорожке, прыгать, бить по груше подвешенной на пружине, дышать во всевозможные трубочки и даже плавать в каком-то особом бассейне с солёной водой, после чего Ллойд Хамстер, бывший Первый Кулак, а нынче главный по боевой подготовке полевых агентов, вздохнув, сказал:
«Боксом вы когда-то занимались. Это я вижу. Но физические тренировки королевских агентов это вовсе не грубая сила. Вы никогда не сможете научиться ловить зубами ножи и не сумеете брошенной игральной картой перерезать чью-то шейную вену. Вы, Фигаро, даже не в состоянии встать в семь утра на пробежку какие уж боевые искусства! Вот если бы мне нужно было подготовить вас к чемпионату по пожиранию куриных крылышек... Но тут, скорее, вы меня сможете к нему подготовить; я специалиста вижу за версту»
Следователь, было, обрадовался, что его график обучения разгрузится, однако кукиш там плавал: часы физической подготовки заменили углублённым изучением боевого колдовства. Фигаро был не то что в претензии, но и не сказать, чтобы испытывал жгучий восторг. Всё же, тяжело заставить себя усидеть за партой, когда тебе за пятьдесят.
...За вытертой до блеска сотнями локтей стойкой тира скучал старичок в бухгалтерских нарукавниках ловко переделанных под кармашки для мелочи, и стояла небольшая очередь из парочек желающих выбить приз. Молодой человек в красной косоворотке от усердия аж высунул язык, потея в попытке поймать в прицел старенького «ижика» дёргающихся на рычагах жестяных уток. Его подруга коротко стриженая белокурая красавица в синих «шахтёрских» штанах и безрукавке навыпуск (похоже, столичные модные веяния добрались и в эту глушь) курила тонкую мятную сигаретку и тихонько шипела на ухо стрелку: «...да бери ж ты левее, не видишь, у него прицел сбит!»
- Я извиняюсь, следователь чуть приподнял котелок и коротко кивнул хозяину тира, вы не подскажете, как пройти к городской управе?
- Прямо во-о-о-он по той улице до центральной площади. Никуда не сворачивая. Старичок приподнял бровь, разглядывая гостя, и Фигаро неожиданно понял, что цилиндр на хозяине тира вовсе не бутафорский, а самый что ни на есть настоящий, из чёрного блестящего фетра. Да только нет там уже никого... Вы из налоговой?
- Нет, следователь усмехнулся, я из ДДД. Кладбищенская инспекция.
- А-а-а... Старичок махнул рукой. Понятно. Тогда вам, и верно, либо к городскому голове, либо к его заму. Но они уже сидят в какой-нибудь ресторации, так что советую вам лучше найти место для ночлега. Лично я бы посоветовал гостиный двор «Ратуша» эт как раз на площади и будет. И цены хороши... Стоп! Стоп! Последний выстрел, молодой человек! Будем доплачивать?..
Фигаро отошёл в сторонку, сел на скамеечку (та была аккуратно
выкрашена в тёмно-зелёный цвет, а рядом со скамеечкой красовалась изящная жестяная урна в форме воронки), достал трубку и, крепко забив её душистым индийским «Абалмом», закурил, с наслаждением выпустив дым из ноздрей. Никто не обращал на следователя внимания, никто не косился на него исподлобья, никто не шептался за его спиной. То ли в Серебряную Пагоду иногородние гости наезжали целыми толпами, то ли всем просто было наплевать Фигаро устраивали оба варианта.
Табачный дым мешался с ароматом лип и железнодорожной станции в какой-то удивительно приятный коктейль запахов; по телу следователя разливалась томная нега, которая явно брала свой исток в алхимическом сочетании пива с шашлыком, и идти куда-либо было откровенно лень, тем более, волоча за собой тяжёлый саквояж.
Фигаро подумал-подумал, махнул рукой, плюнул, и, направив на саквояж палец, прошептал короткую формулу.
Саквояж взмыл в воздух, и завис в паре футов от колена хозяина, лениво покачиваясь на ветру.
Освободив таким образом руки, следователь вздохнул, пыхнул трубкой и, сунув руки в карманы, вразвалочку направился вдоль по улице, на которую указал любезный старичок из привокзального тира.
Горели фонари (газовые, но к каждому из фонарных столбов тянулся провод механического искромёта какая-никакая, но автоматизация) и о разноцветные стёкла плафонов бились ночные бабочки, загипнотизированные чужим, неведомым светом. Фонарные столбы были очень красивы, оплетённые элегантными коваными змеями бронзового плюща; свет плафонов сливался в маленькие радуги, образовывавшие сияющий мост, словно бы уходящий из-за спины наблюдателя в искристую вечность. Выложенная аккуратными квадратными плитками аллея была чисто подметена, урны у низких скамеек (на таких, должно быть, приятно развалиться с газеткой после трудного дня) опустошены, а каштаны, что зелёными тучами нависали над высокими белёными бордюрами, были рассажены так забавно, что, с одной стороны, создавали приятную асимметрию, так, что, казалось, будто вокруг аллеи раскинулся таинственный тёмный лес, а, с другой, деревья совершенно не мешали доступу к фонарным стёклам, держась от них на уважительно-противопожарном расстоянии.