Добре, добре проворчал Чопик, а потом послышались шаги по переулку в сторону рынка.
Я сунул револьвер в карман, уцепился за край забора, подтянулся и перемахнул на ту сторону, тут же откатившись в тень.
Слышишь? обернулся плотный тип в картузе, судя по голосу Курдюк. Шарится кто-то!
Ой, да Бога ради, пусть шарится Ты кого-то боишься тут? Мы рынок держим, все нас знают!
Я шел за ними до улицы Угольщиков это три квартала от рынка. Свернув в грязную подворотню, два бандита остановились у пошарпанной двери, обитой брезентом.
Фурман, Чопик ударил носком ботинка по двери. Открывай, свинина!
Это хто? раздался голос.
Хто-хто? Свои!
А чего вы не там? лязгнул замок, из открытой двери вырвался сноп электрического света, и показалась опухшая белобрысая физиономия непонятного возраста.
Курдюк бесцеремонно оттолкнул его внутрь и спросил:
Потешный явился?
К обеду обещались Они ж не знают, что за дело
Ну, и пусть пока не знают.
Дверь за ними захлопнулась.
Я встал из-за мусорного бака и зашагал обратно. Если подельники этих упырей и вправду не знали о том, что Царёва срисовали всё было не так страшно.
Но спать ни мне, ни Ванечке сегодня ночью уже точно не придется.
X ПОСЛЕДНЯЯ ИНСТАНЦИЯ
Тебя срисовали на рынке. Или мы берем их сейчас, или к ним приходит подкрепление, и они берут нас завтра. И милая Анастасия Порфирьевна, и мальчишки все они в страшной опасности, я набивал барабан револьвера патронами.
Командуй, шеф. Меня уговаривать не нужно, из него бы получился неплохой военный.
Несмотря на неожиданный подъем среди ночи, душевные терзания и явную неловкость, Иван был собранным, деловым, напряженным, как взведенная пружина, готовая к удару.
Уже через какие-то четверть часа мы стояли в переулке Угольщиков у двери, обитой жестью, и я занес руку для того, чтобы постучать. Думать было некогда:
Тук-тук... и через пару секунд снова. Тук-тук!
Кто? голос был знакомый, прокуренный.
Чопик!
Я от Потешного! просипел я. У нас проблемы...
Какие, к черту...
В голове запоздало мелькнуло: провернуть дело надо бы тихо, иначе перебудим весь квартал и упустим их подельников! Лязгнул засов, появилось заспанное лицо Чопика.
А ты кто? удивился он.
Не мудрствуя лукаво, сунул ему в нос дуло револьвера, дернул дверь на себя и пнул бандита в рыхлый живот.
Давай! рявкнул я, отступая в сторону.
Царёв влетел внутрь и как смерч пронесся по небольшой квартирке, сшибая с ног, едва-едва пытающихся прийти в себя душегубов. Да уж, в ближнем бою мне с ним не тягаться... Кроме Курдюка с Чопиком и Фурмана на топчане у холодной печки-буржуйки обнаружился еще один тип весь в синюшных наколках, неопределенного возраста.
Так, вяжем их и потрошим, быстро... мне пришлось пнуть Курдюка, который тянулся к столу, где я заметил неубранные столовые приборы, в том числе нож. Лежать, кур-р-р-ва!
Потрошим? удивился Царёв.
Он, наверное, вправду подумал, что я буду выпускать им кишки, или что-то вроде того, а потому отступил на шаг в сторону.
Не надо нас потрошить, шмыгнул разбитым носом Чопик. И тут же завел привычную шарманку: Вы вообще кто такие? Вы, может, чё попутали? Вы знаете, куда пришли?
И тут Ивана как будто подменили. И куда только делся тот милый мальчик, который краснел под взглядами очаровательной госпожи Эсмонтович? Он распрямился во весь свой немалый рост, его тень как будто заполнила всю комнату, а голос приобрел сверхъестественное звучание:
Кто МЫ такие? он вперился горящим взором в съежившихся от внезапно настигшего их ужаса лиходеев. Кто ты такой, пёс? От Свальбарда до Эвксины и от Искоростеня до Рыркапия, я иду, куда МНЕ угодно, ибо Я хозяин Империи.
Пробрало даже меня. Это, наверное, у всей Династии наследственное умение пробирать до печенок...
Аы-ы-ык! издал невнятный звук горлом Чопик.
Анператор, ироды! заверещал синюшный. На колени, на колени немедля! Анператор!
Курдюк и Чопик, бледные как мел, не могли вымолвить и слова. Стремительное осознание того, что это они сильно попутали и куда-то не туда свернули в своей жизни, читалось в их глазах но было поздно.
Ваш Превосходительство! холодно обратился ко мне Император. Властью, данной мне Богом и людьми, я приговариваю этих мужчин к смерти за покушение на убийство моих подданных женщины и детей, а также государственного служащего при исполнении должностных обязанностей вас, господин полковник. Приказываю привести приговор в исполнение немедленно.
Я обвел глазами помещение ничего подходящего тут не было. С сомнением глянув на револьвер, я вынужден был констатировать или нашумим, или всё кругом будет в крови. А, к чёрту! Схватил подушку с топчана и быстро, не думая, выстрелил через нее. Получилось всё равно громко.
Чопик рухнул с дырой во лбу. Перья полетели по комнате. Я перевел ствол с подушкой на Курдюка и снова нажал на спусковой крючок грохнуло, и второй душегуб, хрипя, засучил ногами, обливаясь кровью и прижимая руки к разорванному пулей горлу. Проклятье!
Подушка была измочалена и непригодна, а потому я потянулся за второй, но был прерван всхлипом-стоном синюшного:
Всем святым клянусь, Ваше Величество, никогда против вас злого не умышлял, и иродов ентих бы к себе на порог не пустил, если б знал, чего святотатцы удумали! Я честный щипач! Я тяну из карманов у буржуев и торгашей не последние деньги, простой народ не трогаю, против власти не замышляю! Политическое это не-не-не-не, я и при батюшке вашем из карманов тянул, и при ансамблейщиках, и при Регенте, и щас тоже только кошельки да монеты Это моя малина, как есть моя за то можете меня в тюрьму упечь, но никаких душегубств за мной нет, никаких мокрых дел!