оставалось делать? Входом в здание служила единственная небольшая дверь. Герсен вошел и очутился в длинном полутемном вестибюле; прошагав метров тридцать по этому бетонному туннелю, он добрался наконец до административных помещений. Когда он встал перед прилавком, его встретила пожилая женщина добродушной наружности, с приятными манерами. Как того требовали местные традиции, на работе она носила ту же одежду, что и мужчины темно-синий комбинезон с широким белым поясом. Распознав в Герсене инопланетянина то есть лицо неизвестной кастовой принадлежности она поклонилась с нарочитой вежливостью и с таким же напускным почтением тихо спросила: «Чем я могу быть полезна?»
Герсен передал ей бронзовую табличку: «Я потерял ключ к монитору мне нужен дубликат».
Женщина моргнула. Ее манеры претерпели мгновенную бессознательную перемену. Секретарша неуверенно взяла табличку большим и указательным пальцами, словно та вызывала у нее отвращение, и опасливо оглянулась.
«Так что же? голос Герсена стал резким от напряжения. Возникли какие-то трудности?»
«Я получила новые указания, пробормотала секретарша. Мне запретили... Мне нужно посоветоваться с директором-контролером Мазенсеном. Прошу прощения».
Она торопливо бросилась к боковой двери и исчезла за ней. Герсен ждал, чувствуя неприятное покалывание в голове срабатывали подсознательные предупреждающие инстинкты. Он нервничал гораздо больше, чем, по его мнению, было позволительно; возбуждение препятствовало ясности мышления и бдительности... Секретарша медленно вернулась к прилавку, глядя в сторону и старательно не встречаясь глазами с Герсеном: «Пожалуйста, подождите минутку... Нужно проверить записи когда человек торопится, его всегда что-нибудь задерживает, не правда ли? Так уж повелось...»
«Где табличка с серийным номером?» спросил Герсен.
«Директор Мазенсен оставил ее у себя».
«В таком случае мне придется срочно с ним поговорить».
«Пойду, спрошу», предложила секретарша.
«Не беспокойтесь!» игнорируя ее протестующие восклицания, Герсен прорвался сквозь двустворчатую калитку в конце прилавка и, опередив секретаршу, зашел в боковое помещение. За столом сидел и говорил по телефону грузный человек с мясистым лицом; на нем был синий костюм особого модного покроя, с сизыми нашивками. Увидев Герсена, директор раздраженно поднял брови, его челюсть испуганно отвисла. Он поспешно выключил телефон, смерил Герсена взглядом с головы до ног, оценивая качество его одежды, и рявкнул: «Кто вы такой? Почему вламываетесь ко мне в кабинет без приглашения?»
Наклонившись над столом, Герсен забрал табличку с серийным номером: «Кому вы звонили по поводу этого монитора?»
Мазенсен высокомерно выпрямился, с яростью выкрикивая рубленые фразы: «Это вас не касается! Никоим образом! Какая наглость! У меня в кабинете!»
Герсен говорил тихо и ровно: «Ваши преступные действия безусловно заинтересуют хранителей равноправия. Меня удивляет, что вы решились нарушить закон».
Мазенсен откинулся на спинку кресла, тревожно раздувая щеки. С хранителями шутки были плохи; они принадлежали к касте настолько высокой, что с их точки зрения разница между администратором компании и его секретаршей выглядела несущественной. Личная репутация для них ничего не значила; они предпочитали доверять обвинениям, а не протестующим заверениям в невиновности. Хранители правопорядка носили униформы из роскошной, плотной ворсистой ткани, отливавшей синевато-малиновым, темно-зеленым или золотистым блеском, в зависимости от условий освещения. Они проявляли скорее настойчивую скрупулезность, нежели заносчивость, но их поведение не позволяло ни на секунду забывать о прерогативах и влиянии избранной касты. На Оллифейне пытка считалась более экономичным, если не более эффективным наказанием, чем денежный штраф или тюремное заключение, в связи с чем угроза подачи жалобы в полицию могла напугать даже ни в чем не повинного человека.
Директор-контролер Мазенсен воскликнул: «Я никоим образом не нарушал закон! Разве я отказал в удовлетворении вашего запроса? Ни в коем случае!»
«Тогда немедленно вручите мне ключ от монитора, как того требует закон».
«Не спешите! отозвался Мазенсен. Все делается в установленном порядке. Сначала следует проверить записи. Не забывайте, что у нас есть дела поважнее, чем обслуживать каждого оборванца, вернувшегося из Запределья с пустыми руками и ворвавшегося в управление с угрозами и оскорблениями».
Герсен пристально взглянул в бледное круглое лицо, дышащее враждебным упрямством: «Очень хорошо! Я сегодня же подам жалобу
в Совет хранителей».
«Зачем же так, мы разумные люди! с наигранным грубоватым добродушием буркнул Мазенсен. Я понимаю, что вы торопитесь, но потребуется оформить бумаги...»
«Где мой ключ? Вы все еще намерены нарушать закон?»
«Ни о каком нарушении не может быть речи. Я прослежу за тем, чтобы все было сделано по правилам. Имейте терпение. Присядьте, успокойтесь, подождите несколько минут».
«Я не могу ждать».
«Тогда убирайтесь! взревел Мазенсен. Я все делаю правильно, никаких нарушений здесь нет и не может быть!» Он то поджимал, то выпячивал губы, постукивая по столу кулаком, лицо его побагровело. Секретарша, стоявшая в дверном проеме, замерла от ужаса и даже тихонько взвыла. «Зовите хранителей! орал Мазенсен. Я сам предъявлю обвинения! Вы хулиган! Мешаете работать, пристаете с угрозами!»