Что с ним? Током ударило?
Да не забормотали черти, темной массой сбившиеся у входа. Хватанул лишка
Ах вы, пьянь подзаборная! накинулся на них ангел. Чтоб вас черти взяли! Выметайтесь отсюда!
Ангелинушка, наперебой взмолились те. Мы же чтим кодекс В горячем цеху повелось так испокон веку. Не нами придумано, не нам и отменять
Омахнув меня белоснежным крылом, Ангелина выставила «бисовых детей» прочь. Потом наклонилась, поднесла к моему лицу какой-то сосуд. Резкий запах словно взорвал мой мозг. Я чихнул и закашлялся. Рвотный ком подкатил к горлу. Ангел ловко повернул меня набок и наклонил над металлическим тазиком. Меня вырвало. Потом еще и еще. Наконец, полностью обессилев, я отстранился от тазика и облегченно откинулся на свое жёсткое ложе. Ангелина сунула мне под голову надувную подушку.
Полегчало? спросила она.
Да, спасибо простонал я. Где я? В Раю?..
Звонкий девичий смех раздался в ответ.
Нет, пока еще на этом свете, проговорила девушка. И если спиртягу кружками глушить не будешь, то еще лет пятьдесят точно проживешь, до всеобщей победы коммунизма дотянешь
Пораженный тем, что ангел говорит о коммунизме, я оперся ладонями в края своего ложа и сел. Голова у меня при этом закружилась. Пришлось зажмуриться и переждать. Когда я снова открыл глаза, то понял, что и в самом деле нахожусь не в Раю, а в обыкновенном медицинском кабинете. Вот стеклянный шкаф с флакончиками и бутылочками. На стене таблица для проверки зрения. Письменный стол, заваленный бумагами. Вешалка в углу с белыми халатами. Окно, а за ним голые ветки, царапающие по стеклу.
И хозяйка кабинета ему под стать. Стройная, в ослепительно белом халатике, туго стянутом на талии пояском. Из-под шапочки выбилась русая прядка. В зеленых глазах блестит насмешливый огонек. Нос чуть вздернут. Губы по-детски припухшие Как же я мог не узнать этого голоса? Тем более имени. Это же Ангелина Дорохова Сестричка из нашего заводского медпункта. Блин, когда это было-то! Первая моя любовь Ну, значит, морочат мне черти голову Ей же,
Ангелине, сейчас должно быть не меньше, чем мне
В горячий цех я тебя сегодня не пущу, сказала она. Скажи Михалычу, пусть он тебе работу на свежем воздухе подыщет
Ага, усмехнулся я. В девятом круге, где веет ледяным ветром от озера Коцит
Нечего тут образованность свою показывать, писатель, обиженно пробурчала медсестра. Прибереги для заводской многотиражки
Здорово это у вас получается! продолжал я. Чисто театр. Горячий цех, медпункт, многотиражка, коммунизм То-то Данте бы удивился!
Я осекся. Потому, что увидел собственные руки, которыми опирался о края кушетки. Это были не старческие лапки, с пятнами пигмента на тыльной стороне ладоней, а крепкие загорелые кисти молодого парня. Я поднес их к лицу, уставился на ладони, темные от въевшегося под кожу машинного масла. Сжав пальцы, я осмотрел кулаки Ничего себе колотушки Такими рожи можно бить за милую душу! Оглядев себя, я понял, что на мне засаленная роба так что я недалеко ушел от «бисовых детей», которые были в такой же одежде.
Эй, ты чего?! встревожилась Ангелинушка. Ты не дури!.. Сейчас Натан Семеныч с обеда придет, осмотрит
Ничего не понимаю, пробормотал я, не слушая ее. Если я не в Раю и не в Аду, то где?
Где-где, проворчала медсестра. В Караганде!.. Заговариваешься, парень. В дурку захотел!
Прости, милая Зеркало у тебя есть?
Да вон оно, над умывальником.
Я встал и на слегка подкашивающихся ногах двинулся к умывальнику. Очень кстати. Повернул вентиль холодной воды, пустил струю посильнее, умылся так, чтобы ожгло, и только тогда посмотрел в зеркало. Рыжие вихры, гладкая ни единой морщинки физиономия, такой я уж точно лет сорок не видел, а то и больше. Отсутствует шрам на верхней губе. Ну да, он появился после драки в «Национале» И случится это Отодвинув ошеломленную Ангелину, я рванулся к столу, смахнул ворох бумаг, заслонявших от меня главное. Открылся перекидной календарь. А на нем дата: 21 ФЕВРАЛЯ 1975 ГОДА.
Глава 2
Я наклонился, подобрал бумажки, которые только что сбросил со стола. Выпрямился, подмигнул возмущенной моим поведением медсестре. И губки ее, сжатые в гримаске справедливого негодования, поневоле растянулись в улыбку. Она вздохнула, отняла у меня бумаги и сказала:
Иди к бригадиру, скажи ему, что сегодня ты на легких работах. Если справка нужна будет, пусть ко мне придет.
Хорошо! откликнулся я. Спасибо, Ангелочек!
Я поцеловал ее в щеку, оставив на ней пятнышко вездесущей сажи, увернулся от оплеухи и выскочил из медпункта. Навстречу мне шел коренастый, широкоплечий мужик, в такой же суконной робе, что и на мне. В следующий миг я его узнал. Это же Богдан Михайлович Загоруйко, бригадир той бригады, с которой я начинал свою рабочую биографию. Хороший мужик, правильный. Я слыхал, что Михалыч умер ещё в 1989-м. Замерз по пьянке. А вот же, живой и вполне здоровый. Черт, меня даже на слезу прошибло. Я протянул к нему руки Обнять хотел, что ли?
Цикаво начинаешь трудовую жизнь, Краснов, пробурчал бригадир, не замечая моего жеста. Я этих охламонов, Бескова и Черткова, прогрессивки лишу, шоб молодежь не спаивали, но и ты тоже хорош Ежели тебе ацетон поднесут, тоже выпьешь?