Звал, Андрей Тимофеич, звал, Перфильев махнул рукой в сторону Брауншвейгов. Вот, полюбуйся на бедненьких сидельцев знатного
рода. Доставили их из Архангельской губернии. Царь-батюшка наш, Петр Федорович, их судьбой отчего-то обеспокоен. Приказал их из Холмогор вызволить да в Москву доставить со всей возможной деликатностью. Исполнили. По пути казачки Архангельск захватили, все удачно, без потерь. А что с этими дальше делать ума не приложу. Они, почитай, как малые дети. Ничего им не надобно, ничего не интересно. Пугаются всего, как те зайцы. Одно только им и по сердцу огороды, грядки, саженцы всякие. Я как вспомнил твое увлечение ботаникой, так и решил вот тебе и карты в руки. Займись ими, Андрей Тимофеич. Жилье мы им в Кремле определим, да охраной тайники снабдят. А дальше что? Вот и придумай, чем их занять, чтоб и они при деле были, и нам от них беспокойства никакого. Сад что ли какой затей. Был говорят такой на Москве митрополичий.
Крутицкий вертоград, подсказал Андрей Тимофеевич.
Перфильев тоскливо отмахнулся. Крутицкий, Закрутицкий один хрен с ботвой.
Болотов внимательно выслушал, переводя взгляд с канцлера на Брауншвейгов и обратно. Лица их, бледные и испуганные, не выражали ничего, кроме затаенного страха.
Что ж, Афанасий Петрович, медленно проговорил Болотов, потирая подбородок, дело, конечно, не совсем по моей части Я человек науки, а не тюремщик или душ врачеватель. Но, коли государь наш так решил, и вы просите Попробую.
Он подошел к Брауншвейгам, которые при его приближении еще больше вжались в стену. Ему и в голову не могло прийти, что перед ним правнуки царя Ивана V, родные братья и сестры императора Ивана VI и люди, имевшие в нынешней России больше всех даже больше, чем у царствующей Екатерины прав на царский престол. Он видел перед собой обычных разночинцев нелегкой судьбы, которых большой город приводил в подлинный ужас, а сановная публика в состояние каталепсии.
Милостивые государи и государыни, начал Болотов мягко, стараясь, чтобы голос его звучал успокаивающе. Не извольте опасаться. Никто вам зла не причинит. Государь наш, император Петр Федорович, человек доброго сердца и великой справедливости. Он велел оказать вам всяческое содействие и попечение.
При упоминании Петра Федоровича глаза Екатерины Антоновны расширились от ужаса, она что-то невнятно прошептала, а Елизавета крепче сжала руку брата Алексея. Петр Антонович и вовсе затрясся мелкой дрожью.
Они все еще под впечатлением от долгой дороги, Афанасий Петрович, заметил Болотов, обращаясь к канцлеру. И, видимо, не совсем понимают, что государь Петр Федорович, о котором я говорю, это тот самый, кто приказал их освободить.
Объясни им, Андрей Тимофеич, объясни, махнул рукой Перфильев, которому явно не терпелось избавиться от этой обузы. А я пойду, дела государственные не ждут, говорят Кулибин пробует на реке корабль с паровым движителем. Хочу глянуть.
Канцлер вышел, а Болотов остался один на один с испуганным семейством. Он снова попытался заговорить с ними, рассказать о Петре Третьем, о том, что он, чудом спасшись, вернулся на престол, что народ его любит и поддерживает. Но слова его, казалось, не достигали их сознания. Они слушали, кивали, но в глазах по-прежнему стоял страх.
«Да, нелегкая мне досталась задача, подумал Андрей Тимофеевич. Как же их расшевелить, как вернуть к жизни?»
И тут ему в голову пришла мысль.
А не угодно ли вам будет, милостивые государи и государыни, немного прогуляться? Воздухом подышать? Например, в Кремле? Место старинное, видавшее виды. Там есть чем любоваться. Может, и вам что любопытным покажется.
Болотов крикнул секретаря, вызвал бричку. Довезли всех быстро, внутрь Кремля только пустили не сразу, охрана послала курьера обратно к канцлеру за разрешением. Тот дал добро.
Андрей Тимофеевич, будучи человеком образованным и любознательным, начал рассказывать столичным гостям о древних соборах, о царь-пушке, что император велел вытащить из арсенала, о царь-колоколе, о стенах и башнях, свидетелях славных и трагических событий русской истории. Брауншвейги слушали рассеянно, больше глядя себе под ноги, чем по сторонам, ни на что не реагируя. Сердца их, казалось, были наглухо закрыты для внешнего мира.
И вот, когда Болотов уже почти отчаялся, они вышли к небольшому, запущенному участку земли, примыкавшему к одной из кремлевских стен. Когда-то здесь, по преданию, располагался аптекарский огород, где выращивали лекарственные травы для царского двора. Но со временем он пришел в запустение, зарос бурьяном и крапивой. Лишь кое-где еще можно было разглядеть остатки грядок да одичавшие кусты смородины.
И вот тут-то, увидев эту печальную картину, Брауншвейги вдруг оживились. Екатерина Антоновна, забыв о своей
глухоте, шагнула вперед, наклонилась, коснулась рукой какого-то чудом уцелевшего цветка. Елизавета тоже подошла, ее цепкий взгляд хозяйки уже оценивал размеры участка, состояние почвы. Даже братья, Петр и Алексей, подняли головы и с интересом стали разглядывать заброшенные грядки.
Здесь, сказал Болотов, заметив их внезапный интерес, по приказу государя нашего Петра Федоровича будет восстановлен аптекарский огород. Да не простой, а образцовый. Будут здесь выращиваться травы лекарственные для госпиталей, коих в Москве и по всей России теперь великое множество надобно. Государь о здоровье народа печется, о солдатах раненых, о сиротах и убогих.