Егор Андреевич, обратился он ко мне, слегка запыхавшись, разрешите словечко.
Машка вопросительно взглянула на меня, но я кивнул ей, мол, подожди минутку, и отошел с мужиком в сторону от оживленного прохода.
Я бы хотел всё же вам предложить более выгодное предложение, нежели Игорь Савельич, начал он без предисловий, понизив голос и оглянувшись по сторонам, словно боясь, что нас подслушают. Я готов скупать у вас все доски при условии, что с Игорем Савельичем вы прекратите все дальнейшие торги.
Я задумался, сделал вид, что меня это заинтересовало, даже почесал подбородок для пущей убедительности. Краем глаза я заметил, как Машка, делая вид, что рассматривает товары у ближайшего лотка, внимательно наблюдает за нами.
А цена? спросил я, выигрывая время. Сколько готовы предложить?
На пятак больше за штуку, чем Игорь Савельич, быстро ответил мужик, и я заметил, как дёрнулся его левый глаз. Врал, наверняка врал и собирался обмануть, едва заключим сделку.
Я медленно покачал головой, делая серьезное лицо.
Вы знаете, так дела не делаются, сказал я наконец, твердо глядя ему в глаза. Игорь Савельич уважаемый купец, и, раз я с ним веду дела, то перекуп решать вам нужно с ним, а не со мной.
Мужик явно не ожидал отказа. Его лицо на мгновение исказила гримаса досады, но он быстро совладал с собой и натянул на физиономию деланную улыбку.
Принципиальный вы человек, Егор Андреевич, протянул он, слегка задумавшись, а потом кивнул. С вами приятно иметь дело.
И, еще раз кивнув, ушел, протискиваясь сквозь толпу и бормоча что-то себе под нос. Я смотрел ему вслед, размышляя, не наживаю ли я себе нового врага.
Что он хотел? спросила Машка, подходя ко мне и беря под руку.
Перекупить наши доски, ответил я, возвращаясь мыслями к ярмарке и её звонкому многоголосью. Но я отказал.
Правильно, она сжала мою руку. У меня от него мурашки по коже. Что-то в нём нечистое.
Мы продолжили прогулку по ярмарке, покупая мелочи для будущего хозяйства и лакомства для себя. Машка торговалась с купцами так задорно и умело, что даже прожжённые торгаши качали головами с уважением, уступая ей. А я любовался ею, такой живой и настоящей среди этой сутолоки, и думал, что скоро она станет моей женой.
А через несколько дней в таверну вошёл радостный Фома с женой. Мы как раз с Машкой спускались вниз, планируя пойти забрать готовое платье. Я заметил их первым и тронул Машку за локоть.
Глянь-ка, кто пожаловал, шепнул я ей.
Маменька! крикнула Машка и кинулась ей на шею, обнимая с такой силой, что бедная Пелагея чуть не выронила узелок, который держала в руках.
Я же степенно подошел к Фоме, протягивая руку.
Рад видеть вас в добром здравии, сказал я, пожимая его руку.
И мы не чаяли так скоро свидеться, усмехнулся Фома, пожимая мою руку. Да вот, дела быстрее сладились, чем думали.
Я кивнул Пелагее, которая наконец высвободилась из объятий дочери.
Здравствуйте, поздоровался я.
И вам здравия, Егор Андреевич, ответила Пелагея.
Кивнув управляющему постоялого двора, я попросил выделить нам отдельные столики, и мы сели позавтракать. Фома рассказывал о делах в деревне, а Пелагея поминутно ахала, глядя на городские наряды посетителей таверны. Машка светилась счастьем, сидя между родителями, а я украдкой любовался ею, думая, что она сейчас похожа на девчонку, а не на без пяти минут замужнюю женщину.
После обеда мы с Машенькой отправились забирать платье. Портниха, маленькая сухонькая старушка с проницательными глазами, заставила Машку примерить наряд, хотя та смущалась и говорила, что можно и без примерки. Когда же она вышла из-за ширмы в своём подвенечном платье, у меня перехватило дыхание. Белый шёлк струился по её фигуре, подчёркивая каждый изгиб, а кружева на рукавах и вороте добавляли образу воздушности. Она была прекрасна.
Ну как? спросила Машка, робко крутнувшись перед нами.
Как ангел с небес, честно ответил я, не в силах отвести взгляд.
Старушка-портниха довольно кивала, поправляя складки и приговаривая, что такой красивой невесты в их городе отродясь не видывали.
Покинув мастерскую, Машка аккуратно сложила платье и всю дорогу, прижав к груди, несла его, словно величайшую драгоценность. Я предлагал понести, но она только головой
мотала, не доверяя своё сокровище даже мне.
Время летело незаметно. И вот настал день третьего оглашения в храме. Я было шепнул Фоме, чтоб тот договорился с управляющим о столах, но тот лишь кивнул, мол все уже сделано.
С утра Машка была сама не своя то пела, то вдруг затихала, глядя в окно, то принималась перебирать вещи без всякой нужды. Я понимал её волнение всё-таки это ответственный шаг в жизни.
На начало службы в храме были я с Машей, Фома с Пелагеей, Захар со своими служивыми. Народу собралось больше обычного многие пришли поглазеть на чужое счастье. Машка сжимала мою руку, нервно оглядываясь по сторонам.
И как кульминация, к началу оглашения, мы увидели, как в храм вошёл мой отец с матушкой. Да ещё и бабушка была с ними, опираясь на резную трость и гордо поглядывая по сторонам, словно это она здесь главная.
Я застыл на месте, не веря своим глазам. Машка почувствовала, как напряглась моя рука, и вопросительно взглянула на меня.