XXX
Итак, сидим в километре от города Резекне с Борисом на скамейке. До В. Лук пришлось ехать по билетам. Но выспались. Прибыли в одиннадцатом часу. Проводница принялась вытаскивать из-под меня, сонного, матрац, бормоча, что нельзя, мол. Вышли и осмотрелись.
Впервые эти Луки упомянуты в летописи под 1166 годом.
Ничего городишко: напоминает Кемерово сталинско-барочными домами. Около вокзала и автовокзала имеются пивные залы, где толкаются мужики с полностью, судя по лицам, разрушенным генофондом. Выяснили, что наш номер 15. Это автобус.
Выехав на трассу, отоварились сухарями в коопмагазине, а я украл там два помидора.
Трасса маломашинная. Прошли с километр. Послушали сводку погоды из транзистора идущего навстречу мужика. Тут нас и подобрал всех четверых добрый дядя из Москвы, оказавшийся на поверку военным.
Как только пересекли невидимую тогда границу Литовской ССР, дорога стала ровной, как незапиленная фирменная пластинка; мы бесшумно взмывали на холмы и плавно мчались вниз, а вокруг были аисты и белые хутора.
Расстались мы со своим счастьем у города Резекне, где русскому человеку делать нечего. И попали, балбесы, в медленный поезд 185. А балбесы потому, что купили на него билеты, которых у нас никто не спросил.
В Ленинграде пошли по улице Рубинштейна дальше и вышли к Фонтанке. Перешли на другую сторону и устроились в тени у самой воды. Было замечательно полоскать в речке грязные ноги и смотреть на проезжающие мимо катера. А Борька увлёкся рыбной ловлей и заразил нас с Максом, особенно меня. Рыбы сначала никак не давались в руки, а потом маэстро таки поймал одну. Она оказалась мутантом: вместо плавников, на спине и на боках имела иглы. Пустили её в лужицу на ступеньке. Она там ходила. Макс предлагал оставить её там, а мы с Борькой сжалились и отпустили в речку.
А затем я стал внедрять в массы идею поездки в Петергоф.
Подъезжаем к Риге. Вот уж почти совсем всё. Тхис из тхе енд май бьютифул фрейнд! Что мы имеем: грейпфрутовый сок и вид на Домскую площадь. Намертво бритый мужик с бородой плохо играет на трубе. Впрочем, уже перестал. Толик ведёт себя как последний турист фотографирует достопримечательности! Переночевав на вокзале, вновь пошли по старой Риге. Воскресенье, эрго, толпы глазеющих по сторонам под предводительством экскурсоводов-вождей.
Чичероне энд папарацци. Отмечаются возле памятников.
В римско-католической церкви видел таинство исповеди. Исповедник сидит, закрыв лицо расшитой золотой лентой. С непривычки кажется, что от ужаса. В кафе около собора (Св. Яна, вспомнил) пять рижских гопников пытались разжечь межнациональную рознь, высокие молодые люди с мягкой русской речью. Они спросили: «Сачем вы приеххали сюта? Стесь нет ничего интересного». Мы дали им бутылочку местного пива. Мы, два славянина и два еврея, наблюдали стремительное окосение латышских парней. У них, конечно, была своя водка.
Пошли к Дворцовой площади. Получив возле торца Зимнего по люля-кебабу, вышли на пристань, откуда стартуют «Ракеты» на Петергоф. Проходя мимо Казанского собора, обнаружили грязную тусовку, раскинувшуюся по всей колоннаде. Какой-то панк, а может, и просто гопник, мочился на могучую колонну. Вырулив с Соборной площади, наткнулись на Ларису с Каштака, которая под руководством старшей сестры выгуливала на Невском подозрительно трезвых финнов.
Билеты до Петергофа ценит Родина по 1,5 рубля в один конец. Решили не ехать. Попытались сходить в Эрмитаж поздно. Тут разулся я. Посидели у столпа памяти 1812 года и опять пошли по Невскому. Это начинает доставать В ларёчке купили «Славянскую трапезу» и съели её в колоннаде Казанского с украденными в хлебном магазине псевдомельхиоровыми вилками. Полюбовались на ораторов, к чему-то призывающих, на юношу с гитарой, который пел стоящим внизу: «Будет очень больно, будет так трагично» (Егор Летов), а в проигрышах выдавал трагический апарт: «Аскайте же кто-нибудь!»
А мы решили покидать Питер, выйти на трассу, может быть вдохновлённые худым мужчиной в чёрных очках и капитанской фуражке (чем-то напоминавшим Д. А. Пригова), который сидел, прислонясь к Казанскому собору, и пел в никуда сорванным баритоном:
«Выплывают расписные»
XXXI
Константин Устиныч Черненко писал в 1982 году: «Важное значение в этом отношении имела и резолюция ЦК РКП(б) О политике партии в области художественной литературы (1925)». В ней подчёркивалось, что «партия в целом не может связать себя приверженностью к какому-либо направлению в области литературной формы». Конечно, зачем себя связывать, когда можно вязать других?
XXXII
Симпатичный дизель везёт нас в Ригу. Возникла мысль о возвращении в Москву. Здесь совсем другой мир. Вчера, когда ехали на улицу Таллиннас, где планировали ночевать, повстречали двух металлисток, точнее, они стали с нами общаться и были, кажется, не прочь продолжать, но мы с ними распрощались. И зря, потому что дверь на вписке нам никто не открыл. Вообще, у здешних неформалов катим за своих. Нынче утром двое волосатых с гитарами взяли у Борьки две беломорины, а потом спросили, не из Питера ли мы и не «привезли ли чего-нибудь с собой». Я их понимаю: хайратый Борька стоит посреди площади в шлёпанцах и плащ-палатке до пят; в ответ на просьбу, откуда-то из середины одеяния возникает рука с папиросой вполне можно предположить, что там, внутри, происходит процесс забивки, а то и более загадочный процесс.