XXVI
В Ленинграде 8 июля 1989-го проснулись на матах. Я вышел из спортзала и курил, глядя в стену. Новые походы по Питеру представлялись полным бредом, и всё, что за этим днём последует, тоже.
Поднялся сильно помятый Борька. После умывания стало чуть полегче. Позавтракали недёшево и невкусно в столовой на Гаванской. Макс её сначала принял за Гава нскую и очень удивлялся, тем более что там ещё и проспект одноимённый есть.
Приехали на Невский на метро и попёрлись по жаре к Зимнему, заходя чуть не во все магазины подряд. Но не купили ничего, кроме определителя нитратов коопизготовления и трёх экологических значков: из любимой Максом серии «Берегите» горный баран чубук, из серии «Фауна Сибири» лось сохатый и рысь. Да ещё в Лавке писателей новый сборник Сосноры взяли. На мосту через Фонтанку Борька разулся и завернул ботинки в свежий номер «Ленинградской правды». Добрались до Центрального переговорного пункта, что у арки Генштаба. Макс, не потерявший ещё безумной надежды найти любимую девушку, принялся названивать в Томск её родителям, чтоб узнать её питерский адрес. Тщетно
XXVII
Очень сильно трясёт. Пишу в поезде Волоколамск Ржев.
Скачков нас фотографирует меня, Борьку, Люки.
Мы в вагоне одни.
Проводница рассказывает о том, что завтра в Волоколамске конец света.
Едем в Ригу. Страшный дождь и моррисоновская гроза.
Макс, подкошенный невстречей с Таней, остался отмокать в Зеленограде у Коблова.
А мы сидим во Ржеве, обтекаем.
В скорый до Риги нас наотрез не взяли.
Хотя какая-то алчная баба запросила 15 рублей до Великих Лук с лица (!!), но потом и сама опомнилась. Хотя билетов не отдала.
Потолкавшись в очереди, взяли четыре плацкарты до Великих же Лук за госцену (5 инфлянков).
Обнаружили в расписании феерический поезд 185, «Москва Рига».
Цитирую по расписанию: «Ржев: прибытие 3.27, отправление 3.35; прибытие на конечный пункт (т. е. в Ригу) 21.09».
Медленнее ходит, наверное, только «Белый Яр Мариинск».
По ходу дела (в смысле поезда) удалось побывать на Волоколамском вокзале. Страшный шухер на бану.
Привокзальная площадь покрыта ровным слоем грязи.
Имели стычку в дверях магазина «Продукты». Она стояла наотрез.
А времени было без десяти до закрытия.
Мы просительно кричали, что голодны, она парировала: «Мы тоже».
Было яркое доказательство несостоятельности
абстрактного гуманизма противу простого насилия.
На мой вопрос: «Вы что, не человек?» она ответила: «Нет».
А какой-то мужик, желавший купить курительных палочек,
просто отворил дверь путём рывка.
Она потребовала милицию, мы (интеллигенты собачьи) тоже вошли и были отоварены (печенье, плавленый сыр) под всеобщую перебранку.
Постоянно льёт дождь
XXVIII
Ленинград.
Вышли из переговорного пункта; не заходя на Дворцовую площадь, поплыли обратно в мастерскую злосчастного уже Гавриленко-брата. Глазели по
пути на афиши польского эротического театра «Сексамерон», прочли анонс встречи с журналом «Континент».
В мастерской получили традиционный облом. Напились на улице «Золотистого» напитка, поболтав с юным рыжим продавцом оного.
Побрели по Литейному и попали на выставку художников группы «Свои» в доме 57. Там с нас запросили по рублю с лица, и мы, обидевшись, решили уйти. Но билетёрша предложила сходить втроём (АФ + МБ + Борька Стригунов) за рупь. Выставка оказалась довольно отцеженной. Гвоздём на ней оказался некий Гиппер Пупер, такой панк-сюрреалистический живописец и мастер загадочно-эротического офорта. Его картины: «Зенит чемпион», «Песнь жёлтому металлу», «Ты почто, мужик, ужика мучаешь?» запали в нас глубоко. А в книге отзывов обнаружили запись легендарного В. Шинкарёва: «Передембелевали нас!» (митьков то есть).
Выйдя с выставки, попали в толпу «чернокнижников». Они продавали эстонского Мандельштама за 15 инфлянков, «Лолиту» за 20, и т. д. Макс умудрился посетить бесплатно платный туалет.
XXIX
Из рассказов крестьянина Ивана Павлова, записанных в 1907 году в деревне Богомолы, входившей в состав имения Ганнибалов Пушкиных.
«Чего же мне не помнить Александра Сергеевича-то, коли я с ним не раз и купался в речке-то Сороти. Мужики наши Александра Сергеевича кругом одобряли, потому что разговорчивый он был на все добрые дела. А как увидит девки навоз везут, всем велит вокруг потом сойтись, песни поют, а он слушает
Одним словом, человек умственный и добрейший.
Был он в те поры к нам прислан, под началом находился. И за что только его начальники притесняли, памжа их ведает! С жандармами дерзко разговаривал. А стариков нищих, которые песни поют, отыскивал да просил ещё петь, а сам эти песни в бумажку списывал
Много по полям да по рощам гулял и к мужикам захаживал, всё для разговору. Всё по-русски, знамо; сустречатся люди, так неужто сопеть, разговоры разговаривать нужно, ну, он, значит, надлежаще это и любил.
И не чаял-то он свово отъезду Вдруг, откуда ни возьмись, жандарм прёть: подполковник вас к себе требують, арёть. А Александра-то Сергеевич Пушкин и отвечает тому жандарму таково скоро: я, говорит, вашему подполковнику вот энтим местом кланяюсь. И указал пальцем, каким местом. М-да» (из книжки Семёна Гейченко).