Употребляя здесь и далее словосочетание «российское еврейство», мы отдаем себе отчет в его определенной условности. По словам израильского историка Мататиягу Минца, «российское еврейство, как единое целое, существовало только в фантазиях еврейских общественных деятелей Петербурга и Одессы Однако на самом деле российское еврейство не существовало как единое целое. Украинские, белорусские, литовские, польские и бессарабские евреи являлись отдельными общинами, а не расплывчатым географическим или региональным понятием».
«Еврейская экономика». Правительственная политика в отношении евреев
Екатерина II еще в 1760-х годах пыталась привлечь еврейских колонистов в Новороссию, с тем чтобы не только заселить пустынные земли, но и увеличить крайне малочисленное российское «третье сословие». При этом как бы всевластной государыне, дабы не раздражать подданных, приходилось прибегать к эзопову языку. К примеру, в инструкции властям Юга России в 1762 году говорилось об их праве допускать на свои земли всех переселенцев «без различия расы и веры». Такая формулировка применялась обычно, когда речь шла о евреях.
Императрице приходилось буквально конспирироваться, когда речь шла о евреях. Когда в 1764 году ей потребовалось доставить в Петербург нескольких евреев, она велела частным письмом лифляндскому губернатору Юрию Броуну выдать им паспорта «без указания их расы и веры» и собственноручно приписала по-немецки: «Если вы меня не поймете не моя вина Держите все это в тайне». Губернатор все понял правильно, и семерых евреев, включая раввина, тайно привезли в столицу, причем поначалу поселили в доме исповедника императрицы. Впервые евреям официально разрешили селиться в Новороссии в 1769 году, еще до первого раздела Польши.
Евреи, носители капиталистических тенденций в средневековом
мире, вызывали раздражение у своих христианских соседей. Однако ко времени разделов Польши экономическое влияние еврейства значительно поубавилось. В особенности это касалось сферы финансов: финансисты-евреи не выдерживали конкуренции со стороны монастырей и богатых землевладельцев. И все же мнение о евреях эксплуататорах окружающего населения, в особенности крестьян, было достаточно устойчивым.
В российской государственной мысли конца XVIII начала XIX века оно с наибольшей яркостью нашло выражение в записке сенатора и поэта Гавриила Державина, в 1799 году расследовавшего жалобу шкловских евреев на притеснения со стороны бывшего фаворита Екатерины II Семена Зорича. В следующем году Державина направили в Белоруссию для выяснения причин голода, в очередной раз поразившего некоторые районы этого края. Название записки говорит само за себя: «Мнение сенатора Державина об отвращении в Белоруссии недостатка хлебного обузданием корыстных промыслов евреев, о их преобразовании и о прочем».
Трактат Державина выходил за пределы выяснения вопроса о причинах голода; это довольно пространный юдофобский манифест. Как справедливо отмечал историк Джон Клиер,
в исторической литературе существовала тенденция попросту игнорировать Державина как религиозного юдофоба. Однако характер антипатии Державина к евреям был сложнее, чем предполагает такая характеристика. Его идеи представляют собой переход от старой, в основном религиозной традиции неприятия евреев к ее варианту, основанному на культурных различиях, который в течение XIX века складывался в России (да и в других странах). Религиозные предрассудки Державина часто стояли за его осуждением несовершенств повседневной мирской жизни евреев, но это осуждение может рассматриваться и независимо от соображений веры. Например, к Талмуду он подходил как к документу и религиозному, и светскому. Толкования Библии у него переплетались с экономическими антипатиями польского торгового сословия Русские юдофобы следующего столетия, носители более однородной идеологии, как правило, ссылались на державинские выпады против экономических и культурных особенностей жизни евреев, отбрасывая его высказывания по поводу религии.
Защита окружающего населения от еврейской «эксплуатации» стала одним из краеугольных камней политики российских властей в отношении новых подданных. Отсюда следовавшие время от времени распоряжения о выселении евреев из сельской местности, о запрещении евреям селиться за пределами городов и местечек, об ограничении их права заниматься теми или иными видами хозяйственной деятельности.
Другой ключевой задачей, определявшей политику российских властей по отношению к евреям, была борьба с еврейским «фанатизмом», «исправление» евреев. Причем борьба с «фанатизмом» была приоритетной, так как «эксплуатация» стала его следствием. Еврейский фанатизм заключался, по мнению властей, в том, что евреи считали себя избранным народом, презирали иноверцев, среди которых жили, не были лояльны к государственной власти, ибо соблюдение норм своей религии считали важнее подчинения законам государства. Различие между либеральной и консервативной политикой в отношении евреев состояло в том, что «либералы» полагали полезным для «исправления» евреев дать им сначала права, консерваторы же считали, что для получения прав евреи должны поначалу «исправиться».