Оксана Ивановна растолковала старичку, как вместо банок поставить граненые стаканы, а вместо спирта жечь в них бумажные жгуты. Потом они передвинули свои ведра, а когда возвратились к палисаднику, из калитки углового дома вышагал, поблескивая сапогами, немецкий офицер и свернул на Артемовскую. А в калитке появились две женщины.
Одна в шелковом заграничном платье с цветастой каймой встала, подбоченясь, круглолицая, безбровая, с красным пятном вывернутых губ. Другая была хозяйка дома Ефросинья Даниловна Савченко, по-уличному, Фроська. Темноволосая, с небольшой головой и белой красивой шеей, она скрестила руки на груди и недобро оглядела людей, заполнивших улицу.
Муж этой молодой бездетной женщины до войны работал техником коммунального отдела. Поговаривали, что огромный, в шесть окон дом он построил не очень честно.
С появлением немцев Фроськин дом приобрел шумную известность. Фроська не только сама принимала немецких офицеров. По утрам от нее уходили такие же беспутные бабенки с опухшими от пьянки, помятыми лицами.
Оксана Ивановна люто ненавидела и не упускала случая уязвить Фроську. Но сейчас ей было не до того. Она отвернулась к палисаднику, но поздно. Фроська шла прямо к ней.
Тьфу, блудница вавилонская! сказала темноликая старуха и, решив, что это неубедительно, добавила: Стерьва поганая!
Старичок заерзал, тихо прошамкал:
Известно, овчарка немецкая!
Фроська презрительно цыкнула на него:
Ты еще слюни распустил, мухомор плешивый! Двину раз и трухой рассыплешься!
Боясь скандала, старичок втянул головку в сухонькие плечи. Привлеченные наглым Фроськиным тоном, люди придвинулись ближе. Фроська заглянула в лицо Оксане Ивановне и умильно сложила губы бантиком:
Доброго вам здоровьичка, Оксана Ивановна!
Старуха прижалась пылающим лицом к заборчику.
Фроська хищно оскалила мелкие белые зубы.
Да вы не прячьтесь, Оксана Ивановна, я не злопамятная, не укушу, сказала она. Теперь поняли, кто прав? Сегодня жив человек, а завтра нет его. Война все спишет. Видала я Галю, гладкая такая, нарядная, чемоданы шикарные. Привет ей от меня, выберу времечко, наведаю, как же
В иное время за подобные речи кто-нибудь из толпы матерно обругал бы Фроську. Но теперь любопытство и неприязнь людей обратились на Оксану Ивановну. Фроська поправила пышную прическу, складки на платье, торжествующе заговорила:
Ваша Галя понимает свою выгоду. Она где ж, в учреждениях германской армии служит или в гестапо? и, не дождавшись ответа, самоуверенно сделала вывод: Скорее в гестапо, там лучше платят. Теперь и вы заживете, Оксана Ивановна. Заходите вечерком с Галей, отпразднуем ее приезд
Ничего более унизительного Фроська не смогла бы придумать. Оксана Ивановна вскочила и разъяренно впилась ногтями в смуглые Фроськины щеки. Толпа в изумлении подалась назад. Один лишь старичок, расхрабрившись, подбадривал:
Рви ее, овчарку, рви, не жалей!
Фроська взвизгнула от боли и от страха за свое лицо, оттолкнула старуху. Но Оксана Ивановна вцепилась в темные Фроськины локоны и безжалостно дергала их, говоря:
Несчастью моему обрадовалась, паскуда! Над старухой измываешься! Думаешь, я Гальке своей прощу? Всех вас на площади перевешать надо заместо людей наших! Ну, дождетесь еще своего часа, дождетесь, поганки!
Она брезгливо обтерла руки о передник, взяла ведро и двинулась за вторым ведром прямо на людей. Толпа расступилась, люди смехом и восклицаниями провожали ее.
Отделала бабка шкуру этой гниде! Нехай помнит! А то расквохталась тут, на старика ругалась!
Вишь, дочка у ей с немцами снюхалась!
Бить их, хлюстанок, надоть, жиреют тут на нашей шее!
А то, у Фроськи добра, вон, полон дом!
Симпатии толпы были всецело на стороне Оксаны Ивановны, но она ничего не слышала. Она думала, что скажет сейчас Галине. Кто-то услужливо подхватил ее ведро, протиснулся к колонке, сказал:
А ну налейте, у бабки вон несчастье, слыхали!
Фроська, подняв кулаки, с угрозами бросилась за старухой. Но толпа сомкнулась перед ней. Фроська бессильно опустила кулаки.
В коридорчике Оксана Ивановна помедлила у дверей Галиной комнаты. «Так и есть, опять клятый Павлюк там», подумала она и что было силы хлопнула кухонной дверью.
Галина раздраженно бросила на колени старый альбом с фотографиями киноактрис, когда на круглом столике жалобно зазвенели вазы с печеньем и сахаром.
Не мелькайте перед глазами, Иван Трофимыч! Садитесь! Мама пришла, сейчас будем кофе пить
Лейтенант Павлюк, плечистый, краснолицый, замер с сигаретой перед молодой женщиной. Хороши были ее светло-пепельные волосы в тугом венке кос и в завитках, небрежно спадавших на чистый нежный лоб. Хороши были ее горячие, темно-карие глаза в пушистых ресницах. Она держала в пальцах потухшую папироску и раскачивалась в кресле-качалке.
Павлюк выкинул окурок в раскрытое окно, взял с туалетного столика плюшевого трехногого медвежонка.
Зачем этот потрепанный зверь? спросил он, хмуро повертев игрушку. Не люблю хлама прошлого! и он размахнулся, чтобы выбросить медвежонка в окно.
Не смейте! запретила Галина, спрыгивая с качалки; она прижала игрушку к груди. Это мой друг детства маленький Мишутка! Вы помните, Иван Трофимыч, сказку Толстого «Три медведя»?