Хочешь меня в расход?
Да нет. Вы и здесь на своем месте. Замену вам трудно найти.
А сады я люблю, признался Снегирев, глядя из окна на расстилавшийся перед ним город и на редкие пятна зелени в нем. Просто нахожу удовольствие возиться в саду, садить, ухаживать. Дышать этой свежестью, видеть, как тянутся тонкие деревца к солнцу, выбрасывают нежные клейкие листочки, наливаются соками. Мне кажется, каждый человек любит природу, сады, деревья, только не все считают, что их надо разводить. Зелень украшает нашу землю, нашу жизнь, воспитывает у людей любовь к природе, к труду. Вырастить хотя бы небольшой сад это значит, подарить себе и людям радость. Может быть, потому я люблю это занятие, что мне всю жизнь приходится выкорчевывать из нашего общества такие сорняки, как Завьялов.
Снегирев отошел от окна и сел за стол.
Русский же парень. Видимо, воспитывался в нашем обществе, имел или имеет родных, знакомых, товарищей. Кто его просмотрел? Почему он пошел по этой дороге? Жил среди наших людей, дышал одним с ними воздухом, так почему он стал выродком? Кто-то когда-то допустил ошибку, другую, потом он сам стал допускать их. Плохо, очень плохо, что мы порой проходим равнодушно мимо молодого слабого деревца и только потому, что растет оно в чужом саду, не помогаем ему набраться сил, тянуться к солнцу. А у нерадивого хозяина оно может захиреть и погибнуть.
В семье, говорят, не без урода, откликнулся от окна Кондратьев. Эти выродки в процентном отношении просто капля в море.
Но от всех нас зависит, чтобы этой капли вообще не было.
Так оно.
Многие из таких вот впоследствии каются о содеянном. Но кто стоял рядом с этим человеком, когда он впервые задумал обмануть, покривить душой, возможно, пойти на преступление? Любой человек не сразу решается на это.
Равнодушие к чужой судьбе.
Да, да. Преступно равнодушие. Мы все еще не можем изжить страшный порок капиталистического общества: моя хата с краю. И порой на наших глазах ломается чья-то судьба, чья-то жизнь, а мы равнодушно проходим мимо. В подавляющем большинстве наши люди воспитываются не так, но серая обывательщина кое-где бытует еще. Я много лет присматриваюсь к судьбам тех, кого забрасывают на нашу территорию. И получается примерно такая картина. Человек воспитан в духе личного благополучия. В детстве и юности он не имел недостатка ни в чем. И вот, столкнувшись с первыми трудностями, он пасует, отступает, ищет кривые дорожки. Эгоист где-то сталкивается с интересами общества, коллектива. Он нарушает их, обходит стороной. Отсюда первые, пусть небольшие, преступления перед обществом. А от маленького до большого шаг не такой уж длинный. В конце концов перед таким человеком встает дилемма: или с обществом, с коллективом, или против него. Нейтрального пути здесь нет. Мне все жаль, когда в саду гибнет дерево. И во сто крат жаль, когда вот так гибнет человек с первых самостоятельных шагов в жизни. Гибнет, когда отходит от коллектива, от общества.
Снегирев встал и прошелся по кабинету.
Так говоришь, Глеб Романович, Завьялов и не пытался ни с кем вступить в контакт?
Нет, Владимир Сергеевич. Вел себя спокойно и равнодушно ко всему окружающему.
Ну, равнодушие-то это показное. Расскажи-ка поподробнее все, что запомнил в его поведении.
В поведении? Вошел в зал за несколько минут до сеанса. До этого прогуливался возле кинотеатра. Нашел свое место и сел. Сидел, облокотившись на левую ручку кресла. Иногда почесывал ухо, правую руку часто держал в кармане.
Постой-ка, постой-ка. Какую руку подносил к уху, когда почесывал?
Правую.
Так. В какое время? Приблизительно, хотя бы
Минут через пять-десять после начала сеанса. И после половины сеанса.
О чем был фильм?
Кондратьев внимательно посмотрел на подполковника. До него уже стал доходить смысл его вопросов.
Как же он сам не догадался?
О чем я не запомнил
Это хорошо, быстро заметил Снегирев, поглощенный своими мыслями. Значит, внимательно следил за Завьяловым. Но не увидел главного. Куда он опускал руку? На колени, на спинку кресла или
Он опускал ее в карман и так сидел, не двигаясь. Потом уже облокотился на спинку переднего кресла.
Вот, вот. Теперь понял, в чем дело?
Да, понял. Но у нас такую аппаратуру еще не применяли.
Когда Завьялов снова пошел в кино, Снегирев решил сам посидеть за его спиной. Но это отказалось невозможным: Завьялов взял билет на последний ряд. Пришлось устроиться рядом с ним. В фойе Снегирев встретил инженера Воробьева с дочерью, с ними был и Зубенко. Когда заходили в зал, Снегирев увидел впереди Завьялова. На нем был темный вечерний костюм и светлый галстук на белоснежной сорочке. Для демобилизованного Завьялов слишком быстро обзавелся хорошими вещами. Он шел впереди, держа руки за спиной, и пощелкивал пальцами, словно дразнил.
Подполковник сидел рядом с ним, смотрел на экран и ловил каждое движение радиста.
Перед самым началом сеанса к кинотеатру подошло несколько автомашин: коричневый фургон с белой полосой, две крытые машины зеленого цвета. В одной из них находился Кондратьев.
После киножурнала в зале зажегся свет. Завьялов безразличным взглядом скользнул по рядам и устроился поудобнее, облокотившись на левую ручку кресла. Минут через семь после начала сеанса он потянулся рукой к правому уху и после этого ладонью провел по лицу, движением, которым проверяют, насколько отросла борода. Руку опустил на колени, но через минуту сунул ее в карман. В таком положении просидел минут пятнадцать, никак не реагируя на то, что происходило на экране. Сидел и смотрел. И не двигался. Но это только казалось. Снегирев тоже оперся на левую ручку кресла, а правую положил на колени. Незаметно кончиками пальцев прикоснулся к рукаву пиджака Завьялова. Рукав чуть заметно вздрагивал. «Работает на портативной рации, которая умещается в кармане, отметил Снегирев. Вот почему он тянулся к уху. Вставляет миниатюрный капсюль. Принимает и передает тому, кто тоже находится здесь же, в зале. Удобный и безопасный способ связи. Вернее, был безопасный»