Ну и как? с интересом спросил он.
Принимал, ответил Снегирев. Натренирован и чувствует себя спокойно. Видимо, отсюда он и на передачу работал. Теперь надо проследить, как он будет запрашивать, прерванную радиограмму. Обычно центр повторяет ее в ночном сеансе. Ночью Завьялов опять будет слушать эфир. Так мне кажется. Если бы знать, кто еще слушает эту волну?
Считай, что дело было бы сделано, откликнулся Кондратьев.
Да, Завьялов, по-видимому, привез с собой деньги или инструкции «Скорпиону». Установили ли они эту связь? Завьялова нельзя выпускать из-под наблюдения ни на минуту.
А если арестовать? Прокуратура даст ордер на арест. У нас уже достаточно доказательств
Нельзя, ответил подполковник. Арест Завьялова насторожит, а то и спугнет «Скорпиона». Тут рисковать мы не можем. Создадим условия, чтобы Завьялов не мог пользоваться аппаратурой узла, возьмем разрешение задерживать его почту, если он куда-либо пишет. До сдачи завода осталось немного. Человек, который хотел достать пропуск на территорию стройки через Козлова, по какой-то причине отказался от него. Возможно, заподозрил слежку, хотя с нашей стороны было предусмотрено все. Предполагаю, что он изыскивает другой путь. А может быть, уже нашел. Но там есть наши люди, и на стройке ничего подозрительного пока не замечено, кроме кражи спирта.
Время приближалось к двадцати трем часам, началу второго сеанса. Снегирев посмотрел на часы и заметил:
Сейчас мы узнаем, пользуется ли Завьялов аппаратурой узла, как мы подозреваем. Иди, Николай, посмотри, что он делает.
Зубенко ушел, но вскоре вернулся и сделал знак осторожно следовать за ним. Снегирев и Кондратьев прошли в комнату, из которой уже наблюдали за Завьяловым. Снегирев заглянул в зал. На тех же местах сидели два других радиста. Завьялов стучал на ключе. Перед ним на столе стоял магнитофон, диски которого крутились. Подполковник понял, что Завьялов записывает свою работу на магнитную ленту, чтобы затем на большой скорости прокрутить ее в эфир.
Завьялов кончил стучать на ключе и перемотал ленту в исходное положение. Затем включил передатчик. Подполковник засек время: шесть секунд длилась передача. Радист настолько был уверен в своей безопасности, что прокрутил ленту вторично. Затем выключил передатчик и стал прокручивать кассеты на малой скорости: стирал записанную радиограмму.
Снегирев сделал знак, и офицеры вышли из здания. За воротами проходной они сели в ожидавшую их машину и уехали
Завьялов не предпринимал никаких шагов, которые навели бы на него какие-то подозрения. К работе относился со старанием, был весел, общителен, хотя знакомыми и друзьями не обзаводился. В городе бывал редко, и, если бы Снегирев не располагал данными, полученными в последние дни, то попробуй заподозри его в чем-либо. Но теперь контролировался каждый его шаг на узле связи и за воротами проходной.
Только через неделю после начала работы с центром Завьялов пошел в город. Накануне в его адрес передавалась радиограмма центра. Побродив по городу, Завьялов подошел к кассе кинотеатра, потом спустился на набережную, сидел в парке. В контакт ни с кем не вступал, если не считать кассира кинотеатра, где взял билет на восемь вечера. Перед восемью направился к кинотеатру. В зале за его спиной сидел Кондратьев, справа пожилая женщина, слева юная пара. Юноша и при свете держал девушку за руку. Завьялов в кинотеатре ни с кем не разговаривал. После сеанса вышел вместе со всеми и направился прямо домой.
Утром Кондратьев был у Снегирева.
Странно, очень странно, что он не ищет никаких связей и ничего не предпринимает, заметил подполковник, выслушав заместителя. Его не интересует ни почта, ни стройка. Затаился? Выжидает? Или все же он имеет какой-то способ связи с тем, вторым? Телефоном он тоже не пользуется.
Обживается, откликнулся майор. Может быть и не имел задания искать связи.
Тогда непонятно, для чего он здесь? Сбить след, отвести возможное подозрение от «Скорпиона»? Очень непонятно.
Кондратьев прошелся по кабинету и остановился у раскрытого окна. Сквозь тополиную листву виднелся кусок моря.
Почему в городах садят одни тополя?
Снегирев подошел к Кондратьеву и стал рядом.
Тучноватый майор отодвинулся чуть в сторону, давая ему место.
Да, я тоже давно задаюсь этим вопросом, ответил Снегирев. Почему? Здесь и яблони
возьмутся, наши дальневосточные, и груши, и вишня. Какое у нас есть красивое дерево: русская береза. И ни в одном городе не увидишь ее. Рябина, хвойные деревья просто бы украсили любой парк, сквер, улицу. Сколько частных садиков в городе. И в каждом яблони, груши, смородина. А как бы красиво выглядела, ну, скажем, яблоневая аллея. Улица, обсаженная березками, пихтой, елью. На своей улице мы с ребятами начали садить яблони. Квартала на два уже вытянулась наша аллейка. Видел, как она весной цвела?
Видел.
Красота. Идешь, как по саду. Такой аромат, что дух захватывает.
Кондратьев знал страсть Снегирева к садоводству и заметил шутливо:
Вам бы, Владимир Сергеевич, главным садоводом города быть. За несколько лет превратили бы его в фруктовый сад.