Доктор, вы не могли бы извлечь все содержимое его карманов? попросил Брунетти сам он был без перчаток, а добавлять собственные отпечатки
ко всем прочим как-то не хотелось. Доктор выполнил его просьбу, но нашел только тощий бумажник, по-видимому, крокодиловой кожи вытащил его за уголок и положил на столик позади.
Потом выпрямился и стянул перчатки.
Яд. Совершенно очевидно. По-моему, цианид вообще говоря, я уверен в этом, но официальный ответ смогу дать только после вскрытия. Но судя по тому, как тело выгнулось назад, ничем иным это быть не может. Брунетти заметил, что эксперт закрыл глаза покойному и попытался разжать уголки его судорожно искривленного рта. Это ведь Веллауэр, да? спросил доктор при всей очевидности этого факта.
Когда Брунетти кивнул, доктор воскликнул:
Maria Vergine , боюсь, мэру это совсем не понравится.
Пусть тогда мэр сам и выясняет, кто это сделал, парировал Брунетти.
Пожалуй, так. Я сказал глупость. Прости, Гвидо. Лучше бы нам подумать о его семье.
И словно по заказу, один из троих полицейских в форме подошел к дверям и сделал знак Брунетти. Выйдя в коридор, тот увидел Фазини, а рядом с ним женщину и решил, что это дочь маэстро. Она была высокая, выше директора и даже самого Брунетти, а венец белокурых волос еще добавлял ей росту. Как и у маэстро, у нее были несколько славянские, выступающие скулы, и голубые глаза совершенно ледяной прозрачности.
Едва Брунетти появился из двери гримерной, как женщина, оторвавшись от директора, сделала два стремительных шага вперед.
Что случилось? спросила она с сильнейшим акцентом. Что-то случилось, да?
Я сожалею, синьорина начал Брунетти. Не слушая, она перебила его:
Что такое с моим мужем?
Несмотря на удивление, Брунетти все-таки догадался шагнуть чуть вправо, заблокировав вход в гримерную.
Синьора, я прошу меня простить, но было бы лучше, если бы вы туда не входили.
Ну почему они всегда знают заранее, что ты собираешься сказать? В чем тут дело в интонации, или мы сами неким звериным чутьем по каким-то ноткам в голосе догадываемся, что нам принесли весть о смерти?
Женщина шатнулась вбок, словно от удара, стукнувшись бедром о клавиатуру рояля какофония звуков заполнила коридор. Чтобы не упасть, она оперлась негнущейся рукой о клавиши, выжав из инструмента еще один режущий ухо аккорд. И, произнеся что-то на языке, которого Брунетти не знал, поднесла ладонь ко рту жестом настолько театральным, что он не мог не быть искренним.
В это мгновение комиссару показалось, что он всю жизнь только этим и занимается сообщает людям о том, что их любимые умерли или, хуже того, убиты. Его брат Серджо, рентгенолог, носит на лацкане специальный жетон, меняющий цвет при передозировке излучения. Будь у него самого какое-нибудь подобное устройство, регистрирующее горе и боль, оно бы сменило свой цвет уже много лет назад.
Женщина открыла глаза и посмотрела на него.
Я хочу его видеть.
Думаю, не стоит, и в самом деле не стоило.
Что там произошло? Она попыталась взять себя в руки, и ей это удалось.
Полагаю, это яд, на самом деле он в этом даже не сомневался.
Его кто-то убил? Изумление в ее голосе казалось неподдельным. Или очень хорошо разыгранным.
Мне очень жаль, синьора. Сейчас я не могу дать вам ответа. Вас кто-нибудь сможет проводить домой?
Где-то сзади грохнул взрыв аплодисментов, они накатывали волна за волной. По лицу женщины не было понятно, слышит ли она их или его слова, она лишь молча, не отрываясь, смотрела на комиссара и беззвучно шевелила губами.
Скажите, синьора, тут, в театре, есть кто-нибудь, кто мог бы вас проводить до дома?
Она закивала, наконец поняв.
Да-да, и добавила тихонько: Мне нужно сесть.
Он был готов и к этому к дыханию повседневности, обдувающей человека после первого удара. Именно этот порыв и валит с ног.
Взяв женщину под руку, он вывел ее из коридора. При своем высоком росте она оказалась хрупкой, почти невесомой. Единственным подходящим местом ему показалась какая-то кабинка слева, забитая световыми табло и другим непонятным оборудованием. Усадив даму на стул перед одним из таких табло, комиссар знаком подозвал полицейского, только что появившегося из боковой кулисы, в которой столпилось множество людей в сценических костюмах, исполнители выходили на поклоны и снова сбивались в кучки, едва занавес опускался.
Сходите в буфет и принесите рюмку бренди и стакан воды.
Синьора Веллаузр сидела на деревянном стуле с прямой спинкой, вцепившись обеими руками в сиденье и упершись взглядом в пол, и время от времени покачивала головой, словно что-то отрицала, отвечала отказом в немом внутреннем
диалоге.
Синьора, синьора, ваши друзья в театре? Она не реагировала, продолжая свою неслышимую беседу.
Синьора, повторил он, на сей раз коснувшись ее плеча, ваши друзья они тут, в театре?
Вельти, отозвалась она, не поднимая взгляда, я попросила их встретить меня после спектакля.
Полицейский вернулся с рюмкой и стаканом. Брунетти протянул рюмку женщине:
Выпейте, синьора.
Она приняла рюмку и так же отрешенно выпила, затем выпила и воду, поданную комиссаром совершенно так же, словно не почувствовав между ними никакой разницы. Он забрал у нее рюмку со стаканом и отставил в сторону.