Увидел, что это узнал по газетным фотоснимкам Джулия Остриан, выпускница Джулиарда, концертирующая пианистка, которая жила неподалеку от Дамарискотты. Я пододвинул стул и сел позади нее, когда она подходила к особо сложному пассажу: правая рука грациозно скользила по клавишам, пальцы касались их удивительно быстро, легко и точно.
Как вам это удается? спросил я, когда она закончила.
Джулия повернулась, улыбнулась.
Четыреста тысяч часов репетиций. Мы оба рассмеялись, и она добавила: Вы пианист?
Я пианист-в-мечтах, но понимаю, что должен сохранить за собой свою работу. Между прочим, меня зовут Арти Моури. И я протянул руку.
Она ее пожала.
Джулия Остриан, Арти. Поскольку вы пианист, позвольте спросить: вы ничего не заметили по части левой руки?
Я замялся, не зная, что и сказать.
Она играла плавно, как течет кленовый сироп. Я бы отдал правую руку, если бы моя левая могла так играть.
Спасибо! Значит, мне удалось.
Удалось что?
Прежде чем начать ноктюрн, я заметила, что низкие ноты расстроены, объяснила она. Возможно, причина в новых струнах: они всегда звучат не в лад поэтому мне пришлось менять ноты.
Вы импровизировали на ходу?
Остриан кивнула. От восторга у меня отвисла челюсть.
Она пожала плечами и улыбнулась.
Собственно, этому я научилась в Джулиарде прежде всего: как импровизировать на ходу.
В Джулиарде пианистов учат импровизации?
Конечно. А что делать, если вдруг отказала память? Останавливаться же нельзя.
Это было прекрасно, Джулия. Судья Уоттс появился за нашими спинами, широко улыбаясь, и протянул ей бокал белого вина. Лучше любого концерта в здешних краях.
Судья смотрелся великолепно: высокий, стройный, широкоплечий, густые седые вьющиеся волосы, профиль Бэзила Рэтбоуна . Статью он напоминал баскетболиста, и при этом его отличал потрясающий ум. Судьей он стал годом раньше, и никто не ждал, что он надолго задержится в этой должности. Он обладал просто фантастической интуицией по части законов, которая позволяла
ему невероятно быстро разрешать самые запутанные дела. Другие судьи частенько обращались к нему за помощью, и его прозвали Шерлоком Холмсом юриспруденции не только за профиль. Говорили, что, погибни все семеро членов Верховного суда штата Мэн в авиакатастрофе, губернатор мог бы заменить их одним Гибсоном Уоттсом.
Спасибо, судья. Она указала на девятифутовый рояль «Стейнвей». Нечасто встретишь столь великолепный инструмент в частном доме. Не могла удержаться, чтобы не опробовать.
Я рад, что вы это сделали! Молчаливый, даже мрачный в здании суда слишком сосредоточенный на работе, чтобы тратить время на пустяки, здесь он являл собой полную противоположность: улыбающийся обаятельный хозяин.
Вы играете? спросила она.
Он хохотнул.
Пальцы не гнутся. Я держу его в гостиной только потому, что он слишком прекрасен, чтобы задвинуть его в дальний угол. Он отсалютовал мне своим бокалом. Увы, мистер Моури, я принес бы бокал и вам, но король оснований для отмены решения суда ищет вас и ему наверняка не понравится, если у вас будет заплетаться язык.
Спасибо, судья, кивнул я. Вы доставили мне огромное удовольствие, мисс Остриан.
Спасибо, Арти.
Я пересек коридор и нашел короля Бутби в столовой, за тарелкой с семгой.
Почтительно приблизился.
Судья Уоттс передал мне ваш вызов.
Он вскинул голову, отправляя в рот последний кусочек семги. Поднял указательный палец, пожевал, проглотил:
Эмми Холкрофтс пришла несколько минут назад. Она крайне взволнована из-за племянницы и хочет поговорить немедленно. Я попросил ее подождать в библиотеке. Составишь нам компанию?
Я последовал за Бутби в маленькую, уставленную стеллажами с книгами комнату. Огонь в небольшом камине, облицованном скромным плитняком, придавал библиотеке особый уют. И такая атмосфера, конечно же, успокаивала нервы.
Эмми уже начала вставать, но Бутби махнул рукой, предлагая остаться на месте.
Что случилось, Эмми?
Мы оба сели.
Я собралась просмотреть стенографические записи Ины, чтобы найти касающиеся дела Доака вы просили меня их расшифровать. И после кивка Бутби продолжила: Нашла и уже начала расшифровку, когда ко мне пожаловал следователь федерального Управления по борьбе с наркотиками. Женщина. Она спросила, располагаю ли я информацией о связях Ины с Гарольдом Доаком тем самым человеком. Доак дал показания, что Ина покупала у него наркотики.
Минуточку, вмешался я. Ина стенографистка суда, которая записывала переговоры об условиях сделки со следствием своего поставщика?
И федералы хотели, чтобы условия сделки остались в секрете, кивнул Бутби, чтобы ни поставщики, ни покупатели Доака ни о чем не узнали. Господи, Ина не могла не понимать, что агенты УПБН очень скоро постучат ей в дверь. Может, этим и объясняется самоубийство?
Нет, я думаю, вы ошибаетесь. Эмми покачала головой. Я вновь прочитала ее дневник. Записи очень разные: счастливые, грустные, злые на любой вкус. То, что полиция называет «предсмертной запиской», на самом деле запись в ее машинке для стенографирования. Почему там, а не в дневнике? Я провела два последних дня, просматривая записи всех процессов, которые она стенографировала за последний год. Личная запись только одна: которую нашла полиция.