Так и происходит. Мужские руки бережно, но надежно обхватывают меня за бока в районе талии, придерживают, чтобы не оступилась, и предусмотрительно не касаются поврежденных участков тела.
Мысленно благодарю его за заботу и всё же не удерживаюсь от комментария, когда удается перехватить темнеющий взгляд, направленный на раненную спину.
Жуткое зрелище, произношу с усмешкой. Лучше не смотреть.
Я не ищу его жалости, не хочу ее видеть во вдруг оживших глазах. Поэтому, опускаясь на кровать, сажусь чуть боком и отклоняюсь назад.
Зачем лишний раз светить уродством? Впрочем, от той красивой меня, которую он лицезрел в тире семь недель назад, мало что осталось, как не повернись.
Всё заживет, Оля, голос Сергея звучит ровно, но я успеваю заметить, как сильно в этот момент сжимаются его кулаки.
Злится. Зато не жалеет. И это к лучшему.
Конечно. Я тоже так думаю, соглашаюсь, не собираясь
развивать неприятную тему, и интересуюсь тем, что действительно важно. А ты здесь что делаешь?
Пришел поговорить.
Ответ звучит без пауз, будто мой вопрос не требует размышлений. А его появление в моей палате самое естественное, что может происходить.
Поговорить
Повторяю про себя его слова и киваю.
Что ж, в принципе, логично. Наше с Митиной похищение и плен есть уголовное преступление. И Платонов точно не мог остаться в стороне. Ни как уполномоченное должностное лицо, курирующее подобные нарушения закона. И уж точно ни как брат, любящий двоюродную сестру сильнее, чем некоторые любят родных.
Глупо даже думать, что Сергей мог спихнуть расследование на подчиненных и самоустраниться. Нет. Он точно не мог.
Даже мало его зная, понимаю, что этот мужчина ни перед чем не остановится, когда задето его личное. Землю носом рыть будет, если потребуется, но найдет всех мудаков до единого, кто причастен к жестокому обращению с его обожаемой родственницей. Найдет и накажет.
Тебе нужны показания, прихожу к выводу, наконец, складывая два плюс два, и заметно успокаиваюсь.
Его появление напрямую связано с расследованием, а не со мной, как таковой, и моим интересным положением. Да и откуда бы он мог узнать то, про что я сама узнала чуть больше часа назад?
Нет. Не мог. Это невозможно.
Поэтому прочь волнения и
Нет, Оля. Я здесь не поэтому, рушит мои идеальные доводы Платонов. Хотя об Аль Мади и его псах, которые тебя держали в плену, мы тоже обязательно поговорим.
Не поэтому
В горле пересыхает. Неосознанно размыкаю губы, делая вдох через рот, и уточняю сипло, ощущая прокатывающуюся по телу дрожь:
А почему тогда?
Ты беременна.
Утверждение. Не вопрос.
Платонов стоит на том же месте, где стоял, в двух шагах от меня, но складывается ощущение, будто он приближается вплотную и надо мной нависает.
Что удивительно, безразличия и пустоты на его лице больше нет.
Голубые глаза сужены в щелки. Бицепсы, трицепсы и другие стальные выпуклости напряжены. Не мужик, а бронепоезд без тормозов. Того гляди раздавит. Пусть не собой самим, так мощной аурой, которая бетонной плитой в больничную койку вжимает.
Да, врач мне только что об этом сообщил, выталкиваю слова охрипшим горлом.
Не вижу смысла скрывать правду. Да и не собиралась изначально. Лишь думала повременить хоть пару дней, чтобы чуть-чуть оклематься. А уж потом говорить.
Но раз вышло иначе, и Сергей уже в курсе, что наша единственная ночь имела последствия, то и ладно. У него есть право знать. Как у будущего отца.
Впрочем, у него также есть право отказаться от почетной роли папы и от того, кого я ношу под сердцем. Да, он имеет право самоустраниться, ведь не планировал этого ребенка. Он его не хотел. Он даже не собирался хотя бы еще раз со мной встречаться.
Я отлично помню его последние слова, сказанные перед тем, как он закрыл за мной дверь.
А у меня нет никаких прав на него обижаться.
То есть ты не знала?
Новый вопрос удивляет, но я даю на него ответ.
Нет. Не знала.
И что делать собираешься?
Смотрю в упор и не моргаю.
А если он сейчас скажет, что я должна прервать беременность? Если станет настаивать или того хуже требовать?
Кто знает, что там у него за невеста? Может, принципиальная и иначе создаст ему проблемы, не выйдет за него замуж. А он ее так любит, что пойдет на всё.
Или Платонова самого переклинит, что он не хочет иметь со мной ничего общего, что я не подхожу на роль той, кому положено воспитывать его ребенка? Что я стану его шантажировать, когда рожу? Да и вообще отпрыски на стороне моветон.
Да мало ли что ему взбредёт в голову, чтобы лишить меня моего сокровища
Нет не поддамся ни на какие уговоры, угрозы, ультиматумы. Скорее, сама создам такие проблемы, что мало не покажется. Всё сделаю, чтобы только от меня отстали.
Накрутив себя до покалывания в груди, складываю руки на животе, задираю подбородок и произношу так, будто меня уже толкают на что-то гнусное:
В перспективе рожать, а на данном этапе отстреливать всех желающих предложить мне аборт.
Отстреливать, значит? двигает челюстью Платонов, явно вспоминая наше знакомство в тире и мои девять из десяти попаданий «в яблочко».
Да, киваю серьезно. Уверена, не промахнусь.