Три раза в неделю, как и условились, мы ездили на занятия в реабилитационный центр. Для меня эти дни были настоящим праздником я скучал по привычным физическим нагрузкам. Сначала я стеснялся сам подходить
к тренажерам, чтобы не смущать других пациентов, но они, напротив, наблюдали за мной с живым интересом, задавали вопросы или просто стремились поболтать о чем-то постороннем. В такие моменты Эдик часто подзывал меня к себе без особой необходимости: похоже, он всерьез считал мое внимание исключительно своей собственностью и не собирался добровольно им ни с кем делиться.
Домой мы возвращались к обеду, и оставалось скоротать только вторую половину дня, часть из которой Эдик посвящал самостоятельным занятиям, а потом до позднего вечера с головой окунался в Интернет. Я старался потратить это время с пользой листал учебники и старые конспекты, чтобы не позабыть за год все то, чему меня научили на предыдущих курсах. В отличие от большинства моих сверстников, я был совершенно равнодушен и к онлайн-играм, и к интернет-общению у меня не было привычки к подобным развлечениям.
Заставить Эдика вовремя лечь спать было сущим мучением он капризничал, выторговывал себе лишние минутки, потому что по ночам жизнь в сети становится куда более оживленной, чем днем. Впрочем, с тех пор, как мы начали тренировки, он уже не засиживался допоздна в какой-то момент его начинало вырубать. Замечая, что он начинает зевать и таращиться в монитор, сонно моргая глазами, я гнал его в постель.
Примерно раз в неделю Эдик проводил утро с отцом обычно они уезжали куда-нибудь вдвоем, «проветриться». К счастью, мое участие им не требовалось, потому что мой наниматель по-прежнему вызывал у меня душевный трепет. Он редко произносил в разговоре со мной больше двух-трех фраз, исключительно о самочувствии Эдика, и слушал мои ответы не слишком внимательно полагаю, он получал куда более полную информацию из других источников. Он ни разу не повысил на меня голос и никаким образом не высказал своего неудовольствия, и все-таки в его присутствии я постоянно ощущал слабость в коленках.
Одно для меня было совершенно очевидно он без памяти любил своего сына. Нескольких минут, в течение которых я наблюдал их рядом друг с другом, когда он забирал Эдика и привозил обратно, было достаточно, чтобы это понять по его лицу, по голосу, в котором вдруг возникали теплые нотки.
Я долго ломал голову, чем занять дневные часы в те дни, когда мы не ездили на тренировки. В конце концов я решил, что раз уж мне положено заботиться о здоровье пациента, то стоит вывести его на прогулку. Когда я в первый раз предложил это Эдику, он скроил недовольное лицо.
Мне не хочется. Гулять скучно, капризно сказал он. Можно открыть окно и дышать тем же самым воздухом, не разъезжая по дорожкам в коляске как какой-нибудь дряхлый старикан.
Глупо весь день торчать дома, имея такой шикарный парк. И потом, это пойдет тебе на пользу, будешь на человека похож.
Эдик тут же доверчиво заглотил наживку.
А сейчас на кого я похож?
На зомби. Лицо серо-зеленого цвета, и глаза красные.
Определенно, были времена, когда Эдик неравнодушно относился к своей внешности, поскольку легко велся на такие маленькие провокации. Когда я на следующий день снова завел речь о прогулке, он тут же согласился, хотя ворчал и делал недовольный вид.
А вот Федор, кажется, был очень удивлен и даже пытался что-то возразить он считал, что подобные вещи мне следует сначала согласовывать с Евгением Петровичем. Наш спор разрешил Эдик не допускающим возражений приказным тоном, за который мне тут же захотелось надрать мальчишке уши. Тем не менее, это сработало двери нашей темницы немедленно отворились, и мы оба невольно зажмурились из-за ослепляющей белизны свежевыпавшего снега.
Избаловали тебя, наследный принц, до неприличия, вполголоса проговорил я, выкатывая коляску на крыльцо, мало драли в детстве, сразу видно.
Что ты там бормочешь, Андрей? полуобернулся ко мне Эдик.
Погода говорю, сегодня замечательная, дипломатично ответил я. Хорошо, что мы с тобой все-таки выбрались наружу.
Федор слишком много на себя берет. С чего это он взял, что может тобой командовать? Ты только мой.
«Ага, размечтался», мысленно прокомментировал я. В каком-то смысле такое собственническое отношение ко мне приносило пользу Федор несколько раз пытался поручить мне работу по дому, когда Эдик уезжал с отцом или занимался с репетитором. Но в этом отношении мой пациент был весьма категоричен в его представлении моё время и я сам принадлежали только ему.
Для начала я решил прокатить Эдика по аллее вокруг дома, заодно и оглядеться на новом месте. К счастью, дорожки были тщательно очищены от снега, хотя по ним никто не гулял Федор не давал «персоналу» бездельничать.
Нравится дом? поинтересовался Эдик. Его
мама построила. Не сама, конечно, но она придумала его, разрабатывала проект вместе с архитектором, потом следила за строительством. Отцу некогда было у него как раз бизнес круто в гору пошел. Впрочем, ему всегда некогда.
Я удивился сам себе, почему раньше не задался вопросом: а где мать парня. Очевидно, потому, что еще не отошел от того впечатления, которое на меня произвел его отец. О жене хозяина никто не упоминал, и в доме не было никаких следов присутствия еще одного члена семьи, пусть даже находящегося в отъезде.