тоже ради меня.
Хорошо. А какие-нибудь плюсы будут? выгибает бровь Ира.
Плюс это Оля, бросает в ответ. С ней всё не так безнадёжно, она уравновешивает мои минусы.
Вы знаете, что вам с моей сестрой повезло?
Безусловно. И я это очень ценю.
Повисает короткая пауза. Кто-то делает глоток сока, кто-то ковыряет вилкой в тарелке, но никто больше не лезет к Устинову с провокациями. Даже папа. По крайней мере, пока.
За грудной клеткой пылает. Это не значит, что я закрываю глаза на происходящее. Но и не значит, что когда-либо ещё позволю превратить непринуждённую беседу в допрос.
Оставшуюся часть дня мы проводим спокойно, негласно договорившись не заходить за красную линию. Это затишье лучшее, что могло случиться сегодня.
Я помогаю маме убрать со стола, пока Макс с Сашей и мужем Иры играет в футбол, а она сама кормит проснувшегося Захарку, протестующего против еды.
Вид Устинова без футболки, с блестящей от пота кожей, перекатывающимися мышцами и мощью в каждом движении рождает во мне порыв немедленно уехать домой. Запереться с ним в нашей квартире, лечь рядом, переплести ноги и руки и ни на секунду не притворяться.
Впрочем, уехать быстро и с пустыми руками не получается мама передаёт контейнеры с пирогами, салатом и курицей, а папа вручает пучок свежей мяты и зелёного лука с огорода за домом, выращенных собственноручно.
Приезжайте к нам ещё, говорит мама.
Обязательно, кивает Саша.
Приезжайте почаще. Мы всегда рады вам, в любой день недели хотя какие вы гости? Мы ведь уже почти одна семья.
Мама выпила домашнего вина, её щёки порозовели. Пожелания звучат искренне. Кажется, всё, чего ей сейчас хочется чтобы между нами была гармония, несмотря на разницу в характере, привычках и воспитании.
Саша тащит пакеты к машине, загружая багажник. Прощание получается суматошным и натянутым я поочерёдно целую родителей в щёки и забираюсь в разгорячённый салон.
Папа не уходит, оставаясь на крыльце, и протягивает Устинову руку для пожатия. Когда мама направляется в дом, я понимаю, что с того момента, как мы приехали, они впервые остаются один на один.
Наблюдая за ними, я затаиваю дыхание и ловлю себя на желании выйти и встать между ними. Это проверка на прочность. Для них обоих. И для меня. И я не знаю, чего опасаюсь больше суровости папы или того, как может ответить Саша.
Чтобы отвлечься, я рывком открываю бардачок и лихорадочно ищу салфетки. Ладони мокрые. В висках гулко барабанит пульс.
Между бумагами, какими-то старыми чеками и чехлом для очков ночного видения я с трудом нахожу то, что нужно, краем глаза поглядывая на крыльцо.
Папа что-то говорит, не отнимая руки. Вены на тыльной стороне ладони вздулись и это значит, он не просто говорит. Он давит. Предупреждает. Проверяет границы.
Саша слушает, не отводя взгляда. На его лице ни ухмылки, ни бравады. Только сдержанность, за которой я различаю грёбаный вызов, потому что уступки не его сильная сторона, если диалог идет не с женщиной.
Это подстёгивает меня потянуться за ручку и открыть дверь, и уже через секунду до меня доносятся обрывки разговора.
Понимаю, вы хотите для неё лучшего И, возможно, ваши сомнения не лишены оснований. Да, я не подарок, и моя биография далека от безупречной. Но всё это в прошлом, разъясняет Саша. Я рядом с Олей не потому, что вы это одобрили. Она сама сделала свой выбор, и я его уважаю. И точно не собираюсь оправдываться за свои чувства. Я люблю Олю. Для меня она не случайность и не мимолётное увлечение, а человек, с которым я хочу идти дальше. Щенком которого нужно ткнуть носом, чтобы он понял, как не позорить Белогорских, я точно не стану. Эту фамилию я не ношу. И Оля скоро сменит её на мою.
Отец ослабляет хватку, разжимая руку и опуская её вдоль туловища. Челюсть сжата, но в глазах мелькает что-то новое. Не согласие, нет. Но признание того, что с этим человеком придётся считаться.
Хорошо. Будем ждать вас ещё, сухо цедит папа. Спасибо, что сегодня приехали.
Мы отъезжаем от ворот, и вскоре родительский дом скрывается за первым же поворотом. Мимо мелькают не менее роскошные особняки, выстриженные газоны и пышные туи.
Несмотря на показную расслабленность, я понимаю, что Саша всё ещё на взводе. Даже молчание и то, как он сжимает руль, выдают сдержанность в эмоциях. Он будто разбирает весь день по полкам, не упуская ни детали.
Именно поэтому я прошу остановиться на обочине за указателем, чтобы сбросить напряжение.
Тянусь к нему и начинаю целовать: губы, уголки рта, подбородок, шею коротко, нежно. Поочерёдно.
Пока натянутая пружина не отпускает, и Саша не начинает
отвечать тем же примагничиваясь к моим губам, находя мой язык и втягивая его в медленный, настойчивый ритм, от которого по коже пробегают мурашки.
Спасибо за всё, шепчу с придыханием. Ты очень здорово держался. И перед отцом, и перед сестрой. Если хочешь это будет наша последняя поездка.
Пальцы в моих волосах движутся мягко и лениво, и от этого всё внутри отзывается трепетом. Каждая клетка.
Почему? Будем наведываться ещё, говорит, чертя взглядом зигзаги по моему лицу от лба к губам. Это твоя семья. И если ты со мной я принимаю весь этот состав без исключения. Мне не обязательно быть там своим. Главное, чтобы ты не чувствовала, что должна выбирать между кем-то и кем-то. Всё остальное дело привычки. Или времени.