Весь день Сергей Павлович провел на стартовой площадке. Он не вмешивался в работу стартовой команды, понимал: такие вмешательства могут только нервировать людей и, следовательно, приносить урон делу. Вопросы, возникающие в ходе подготовки, которые требовали такого вмешательства, решались быстро и относительно спокойно. Люди, давно работавшие с Королевым, уже знали: в самые напряженные часы и минуты Сергей Павлович редко прибегает к своим «воспитательным разносам», потому что в это время ему уже не до воспитания. Разумеется, он ничего не забудет и может напомнить о случившемся, причем напомнить в наиболее неблагоприятной для провинившегося ситуации
В половине десятого вечера Королев зашел в домик космонавтов неподалеку от стартовой площадки. Гагарина и Титова перевели туда только на одну ночь, чтобы не будить их раньше, выгадывая время на дорогу. Кроме них, в домике ночевал Карпов. Королев старался быть веселым, шутил, убеждал Карпова, что очень скоро в космос будут летать по профсоюзным путевкам, но человек внимательный мог разглядеть на его лице следы давней уже усталости.
Очевидно, он не ложился в ту ночь. Он читал журнал «Москва», вернее, пробовал читать, но получалось плохо. В третьем часу ночи он опять пришел в домик космонавтов, на цыпочках, приложив палец к губам, прошел в комнату, где стояли кровати Юрия и Германа и, удостоверившись, что они спят, уехал на стартовую.
Широко известные кинокадры, на которых запечатлен С. П. Королев, сидящий за круглым, покрытым скатертью столом у лампы с абажуром и переговаривающийся с Гагариным, документальны относительно. Это действительно Королев, и говорит он действительно точно те слова, которые он говорил Гагарину перед стартом. Но кадры эти сняты позже, не 12 апреля. Королева в бункере в то утро никто, к сожалению, не снимал. Да он и не разрешил бы никогда, чтобы кто-то отвлекал его треском кинокамеры и яркими лампами подсветок. Трудно теперь узнать, как точно сидел Сергей Павлович в командном бункере, как это все выглядело. Те немногие люди, которые находились тогда рядом с ним, были слишком заняты, чтобы «наблюдать» Главного конструктора. У них было достаточно других объектов для наблюдения. Королев не отдавал приказаний и не объявлял готовность по времени. Это делали пускающий Анатолий Семенович Кириллов (именно его палец нажал на кнопку
«Пуск») и заместитель Главного конструктора по испытаниям Леонид Александрович Воскресенский. Королев был рядом. Он говорил с Гагариным и одновременно точно фиксировал в своем мозгу все происходящее вокруг него, все команды, приказы, сообщения, вспыхивающие транспаранты и табло. Всем своим существом проникал он в эту космическую увертюру и не находил в ней фальшивых нот или сбоя ритма. Все звучало слаженно и четко до той самой секунды, когда сквозь треск электрических разрядов услышал он гагаринское: «По-е-ха-ли!»
Через несколько минут произошел сброс головного обтекателя и Гагарин увидел в иллюминаторе голубую землю и совершенно черное небо. Яркие немигающие заезды смотрели на него. Этого никогда не видел ни один человек Земли.
Никому не пришло в те минуты в голову промерить пульс не только у первого космонавта, но и у Главного конструктора тоже. Впрочем, он бы не разрешил, разумеется. Однако можно поручиться, что пульс Королева был чаще. И дело тут, конечно, не только в возрасте
Но столько дел было еще впереди!
Алексей ИВАНОВ, ведущий конструктор космического корабля «Восток», лауреат Ленинской премии ПЕРВАЯ СТУПЕНЬ-ГРАНИЦА
Телефонный звонок, вопрос, заданный столь прямо, вначале как-то обескуражил меня. «Пограничник» Пограничные войска Граница Как в калейдоскопе, память услужливо прокрутила прожитые годы. Да, 36 лет назад Осенью 1940 года
Да, это я.
Нам нужно обязательно встретиться. Ведь Вы были пограничником, а потом воевали? А после войны Вам довелось участвовать в таких делах, в таких делах! Ведь вы можете рассказать столько интересного нашим читателям, пограничникам
Рассказать Для того чтобы рассказать, надо помнить. Помнить то, что было чуть ли не четыре десятка лет назад. Но я прекрасно знаю, что достаточно только потянуть ниточку воспоминаний, как она начнет разматываться с клубка жизни. Порой прочная, порой столь тонкая, что вот-вот оборвется. И рвется. И есть в памяти пропуски. Стерлись факты, даты, люди Не может память хранить все то, что составляло дни, месяцы, годы жизнь человека. Но есть и такое свойство памяти: хранит она то, что заложилось более глубоко, то, что было очень дорогим, то, чего забыть нельзя. Но память индивидуальна. Она хранит свое. Только свое. Только то, чем жил человек. Даже память народная соткана из малых ячеек памяти отдельных людей.
А быть может то, что дорого мне, значительно для меня, совсем не интересно другому, другим? А ведь делиться надо чем-то интересным.
Да, собственно говоря, чем особенным интересна моя жизнь? Таких, как я, в стране сотни тысяч. Говорят, статистики определили, что тех, кто родился в 1921, 1922, 1923 годах, осталось в живых что-то около трех процентов. Может быть, это и так. Наверное, очень счастливым может считать себя человек вот из этих самых трех процентов. Но вот сейчас, мысленно перебрав свою жизнь, пожалуй, могу