- Ноэминь, - и девица чуть вздрогнула, видно, я прервал ее мысли, - если кто вздумает тебе что плохое сказать или еще как обидеть, сразу мне говори.
Она лишь смотрит на меня, губы поджаты, не отвечает.
- У границ люди не жалуют твой народ, разумеешь? А мы не можем скоро уехать из-за твоего наказания.
- А ты? Ты жалуешь мой народ? - после короткого молчания спросила она.
В ее глазах я видел боль. Для нее мы все чужие. А там ее сродники, друзья и знакомцы, ратные товарищи, которых наши воины перебили. Одна она осталась. И гадала: я с ней или против нее.
Я приблизился к жене и несильно сжал ее тонкие предплечья.
- Я тебя принял женой. Только это важно для меня. Защита и забота. Я тебе это перед Единым обещал. А по времени хочу и полюбить тебя всем сердцем, - говорю глядя ей в глаза.
Она едва шипит и ведет рукой. - Неужто силу не рассчитал? Быстро отнимаю руки.
- Просто там рана еще болит, - разъясняет она.
Я словно прозрел. Лясы тут точу, а жена на улице после ранения и темницы. Хорош муж!
- Идем посидишь в повозке, я быстро. - Аккуратно подталкиваю ее, не слушая возражений.
Сполоснув руки в корыте перед домом, мы, наконец, вошли в горницу. Попривествовав хозяина, наскоро поели, и я повел жену в баню, прихватив мыло, отрез ткани обтереться, лечебную мазь и одежду, что нашла Ариса.
- Я посижу в предбаннике, пока ты обмоешься, но потом мне нужно осмотреть твои раны, - твердо говорю я.
- В этом нет нужды, лекарь хорошо заботился обо мне, просто раны были глубокие, и нужно время, чтобы они перестали тревожить.
- Где ты была ранена? Я должен знать, - спрашиваю чуть мягче.
- Вот здесь и здесь, - показывает она на руку и ногу.
- Больше нигде?
- Еще ребро болело, но раны не было, и теперь не болит.
- Хорошо, обмоешься, оботрешься и положи мазь толстым слоем на раны, - протягиваю ей банку.
- Эта мазь с кристаллами? - Срашивает жена.
- Да, - отвечаю я, - она быстро поможет.
После жены обмылся и я. Ноэминь не захотела идти в дом одна, а я не настаивал, неуверенный, что без меня хозяйка ей чего поганого не скажет. Такое положение радости не прибавляло, да только остановись мы в другом доме могло бы стать еще горше.
Заходим с женой в комнату, на которую я сговорился. Низкая кровать, сундук, стол, свеча да стул все убранство. Ноэминь замерла посреди комнаты, в нерешительности прижав руки к груди. В новой рубашке и синем сарафане, она выглядела по-девичьи милой и уж больно желанной.
- Ты хочешь, - начала она, а глаза испуганные, словно у подбитой лани.
- Хочу всегда делить постель со своей женой, - твердо говорю я, чтобы сразу уяснила она моя жена взаправду.
- И мы сегодня..,
- Будем просто спать, не дрожи, пташка. Сегодня день был долгий, а завтра будет еще и тяжелый, надобно хорошо отдохнуть, - опять перехватываю ее на слове, и девичьи плечики едва заметно расслабляются.
Знала ли она мужа, спросить не решаюсь, да что-то мне подсказывает, что нет. А спрашиваю другое:
- Сколько тебе лет?
- Скоро будет двадцать три. А тебе?
- А мне скоро сорок исполнится, - говорю, готовый ловить каждую тень на ее лице. - Стар я для тебя, да?
- Главное, что ты добр со мной, и сорок лет это вовсе не старик.
- Ну коль не старик, - улыбаюсь я с облегчением, - давай ложиться в постель, - и споро снимаю рубашку.
В тот же миг жена отворачивается, - пташка ты моя робкая, как же мы с тобой миловаться будем. Уж то, что сегодня мне даже поцелуя не достанется, это я понял.
У нас было принято супружескую ночь не откладывать, но все во мне кричало подождать немного, дать жене пообвыкнуться. Но и на расстоянии держаться плохая задумка. Все красит мера, а посему подхожу к своей деве, и осторожно, чтобы не потревожить рану, кладу ладони ей на плечи. Осязаю ее напряжение и тихо молвлю:
- Не смущайся меня, голубка, я ведь муж твой перед Богом и людьми, а ты моя жена. Я-то думал, в Империи храбрые воины, а ты вот как робеешь, - подшучиваю над ней, чтобы ослабить ее волнение.
- Не робела я, - поворачивается ко мне и уверенно смотрит мне в глаза.
- Конечно, не робела, пошутил я. Знаю, что ты у меня смелая. Поможешь мужу штаны стянуть? - Смотрю на нее с усмешкой.
- Со штанами ты и сам управишься, - отвечает мне дерзко.
- Злая мне жена досталась, - сокрушаюсь притворно, - а я вот тебе с сарафаном завсегда готов помочь.
Я медленно приближаюсь к жене, а
она отступает, я еще шаг вперед она назад, пока девичья спина не упирается в стену. Упираю руки о стену по обе стороны от ее стана, - вот ты и попалась в мои силки.
- Не бойся меня, пташка, - склонившись, шепчу ей возле ушка, едва касаясь губами ее скулы. Маленькая вздрагивает, но не отталкивает. Целую ее в висок, по-настоящему прижимаясь губами на несколько мгновений.
Сердце стучит чаще, мое и ее, мне до боли хочется притянуть ее к себе и накрыть ее манящие губы своими, но я лишь шепчу.
- Подними руки, пташка, я помогу снять сарафан и пойдем спать.
Ноэминь, словно зачарованная, поднимает руки, я ловко собираю ткань в гармошку и снимаю ее.
- Рубашку тоже, - говорю я.
Тонкие руки снова послушно поднимаются, и моя жена остается лишь в нижней сорочке на завязках и в панталонах.