Общественный статус женщины определялся по тому, какое место в обществе занимал её муж, и стандартное обращение к ней аналогично. Когда герой «Мёртвых душ» Чичиков сбился с пути и оказался в незнакомом имении, хозяйка представилась ему: «Коробочка, коллежская секретарша», и только после вопроса об имени и отчестве прибавила: «Настасья Петровна». Слова «генеральша», «полковница», «чиновница» и т. д. были широко употребляемы. Среди дворян довольно долго держался обычай целовать даме ручку (перчатку перед этим надо было обязательно снять). В ответ дама должна была поцеловать в щёку или лоб. В качестве примера особой вежливости и такта Екатерины II часто приводят тот факт, что она всегда брала табак левой рукой, чтобы при поцелуе подданные не ощущали неприятного запаха. Когда мужчины начали на английский манер жать друг другу руки, некоторые женщины стали делать тоже самое. Но это было редкостью и признаком эмансипации.
Отдельная тема субординация между военными. При встрече с вышестоящим офицером младший обязан был встать. По этой
причине довольно часто молодые офицеры, придя в театр, во время антрактов предпочитали и вовсе не садиться, чтобы не приходилось поминутно вставать. Солдатам было ещё сложнее, особенно в столице. Из «Записок кирасира» В. С. Трубецкого: «В этом отношении в Петербурге были совсем особые строгости, каких ни в Москве, ни в других городах не было. При виде офицера мы должны были ещё за несколько шагов до него перестать махать руками и начать маршировать, как на параде печатным шагом печатать, то есть не сгибая ноги крепко ударять сразу всей ступнёй по панели и одновременно особым приёмом схватываться левой рукой за ножны палаша. За два шага до всякого военного, который был старше в чине, солдат должен был отрывистым движением повернуть голову в его сторону, смело взглянуть ему в глаза, одновременно энергично выбросить в сторону правую руку в белой перчатке, резко согнуть руку в локте под углом 45° и приложить вытянутые пальцы к головному убору, после чего с силой опустить руку вниз. Генералам, членам императорской фамилии, офицерам своего полка, знамёнам, штандартам и воинским похоронным процессиям должно было отдавать честь, становясь во фронт, то есть останавливаясь и резко повернувшись в два приёма всем корпусом к приветствуемому лицу или знамени. Пропустив таковое мимо себя, снова сделать отчётливый обратный поворот в два приёма, брякнуть шпорами, после чего уже бравой походкой следовать дальше своей дорогой. По некоторым улицам, в особенности же по Невскому проспекту, всегда кишевшему военными, ходить было чистое наказание тут зевать было нельзя. Надо было знать, как отдать честь, едучи на извозчике, как отдать честь, обгоняя генерала и, наконец, как это сделать, когда твои руки заняты какой-нибудь ношей. На каждый такой случай был особый приём. Это была целая наука о том, как держать себя на улицах и в общественном месте. За всем этим в Петербурге строго следили специальные чины так называемые плац-адъютанты, очень любившие придираться. По железной дороге ездить мы могли только в 3-м или 4-м классе. На собственных экипажах вовсе ехать не могли, в трамваях могли путешествовать только стоя на площадке без права взойти в вагон, курить на улице вовсе не имели права, точно так же, как не имели права зайти не только ни в один ресторан, но даже и в вокзальный буфет I-го и II-го классов. В театре не имели права сидеть ни в ложе, ни даже в партере, руководствуясь узаконенной поговоркой Всяк сверчок знай свой шесток. Словом, строгости были невероятные, и лишь во флоте они были несколько слабее, на матросов так не напирали».
Уважение (или не уважение) могло проявляться во многих нюансах общения. При встрече могли поклониться, а могли просто головой кивнуть, предложить вошедшему в кабинет стул или оставить стоять, прислать человеку домой свою визитную карточку или явиться с визитом самому. Характерный пример есть в романе «Отцы и дети» Тургенева: «Матвей Ильич был настоящим героем праздника, губернский предводитель объявлял всем и каждому, что он приехал, собственно, из уважения к нему, а губернатор даже и на бале, даже оставаясь неподвижным, продолжал распоряжаться. Мягкость в обращении Матвея Ильича могла равняться только с его величавостью. Он ласкал всех одних с оттенком гадливости, других с оттенком уважения; рассыпался en vrai chevalier français перед дамами и беспрестанно смеялся крупным, звучным и одиноким смехом, как оно и следует сановнику. Он потрепал по спине Аркадия и громко назвал его племянничком, удостоил Базарова, облечённого в староватый фрак, рассеянного, но снисходительного взгляда вскользь, через щёку, и неясного, но приветливого мычанья, в котором только и можно было разобрать, что я да ссьма; подал палец Ситникову и улыбнулся ему, но уже отвернув голову». Субординация проявлялась даже в том, что, если начальник и подчинённый шли рядом, вышестоящее лицо традиционно находилось справа. Приглашая начальника, например, на обед, требовалось сообщить о других гостях, чтобы тот случайно не оказался рядом с лицами, которых не желает видеть.