На улице стояла тишина. Сказка. Обалдевшая Юлька огляделась по сторонам и тихо присвистнула. Белый снег, как только что поколотый рафинад, искрился под слабым светом уличного фонаря. На чернильном темно-синем небе низко, почти над головой, горели огромные яркие звезды. На горизонте видны были покрытые снегом сопки. И стояла тишина такая невозможная тишина, что становилось не по себе, хотелось закричать, чтобы нарушить ее, разорвать.
Снег скрипел под подошвами валенок. Юлька, со счастливой улыбкой раскинув руки, плашмя упала в сугроб и закрыла глаза.
Ну? довольно спросила Маруся. И как тебе?
Ей тоже хотелось рухнуть в сугроб, но она не решилась: чувствовала ответственность за жизнь малыша.
Кряхтя, Юля встала на ноги, отряхнула зипун и платок.
Кто спорит, красиво. Голос ровный, но не без сарказма. Но это, знаешь ли, на пару дней. Полюбоваться и домой, в Москву. А как здесь можно жить честно, не понимаю!
Дурочка! Маруся счастливо засмеялась. Вот именно, не понимаешь! А северное сияние? Ты даже не можешь себе представить, как это! А весна, когда все распускается: багульник цветет, бадан, незабудки, даже пионы! А грибы, Юль! Выходишь на полянку, а там красно от подосиновиков! А морошка? Обожаю кисель из морошки, густой, можно есть ложкой. Да со сладкой булочкой! Лида Брекун мастерица, ей завести тесто и налепить пятьдесят булочек как нечего делать. Представляешь?
Юля перевела взгляд на сестру.
Ну, может, хватит, Марусь? Грибы эти, полянки волшебные. Кисели с булочками. «И даже пионы», с сарказмом повторила она. Счастье-то какое, а, Мань? А что ты не говоришь, что не видишь муженька по полгода? Что яблоки для вас вроде ананаса, а свежее мясо продукт из прошлого? И про погодку. Брр! поежилась Юля. Ну что молчишь? Про лето с тринадцатью градусами, про бесконечную зиму? Про метели, пургу, сугробы до окон? А про культурный досуг, как с этим? Ну да, есть клуб офицерских жен, кажется, это так называется? Кружки разные вязание там, кружок кройки и шитья, вышивание на пяльцах. Кружок «Хорошая и экономная хозяюшка»: как сварить вкусный борщ и испечь тортик из ничего. Ну и чаи погонять, а заодно и посплетничать: что там у Дуськи, а что у Маруськи. Юбочку новую обсудить, мужа чужого. Все так, Мань? Или я ошибаюсь?
Маруся не ответила.
Ну что ты нахмурилась, милая? ядовито осведомилась Юля. Обиделась? Если я неправа извини. Возражения принимаются. Только, знаешь, она вытащила из-за пазухи сигареты, тебе ведь нечего возразить, вот в чем проблема. И твои восторги, Марусь Все ты придумала, чтобы не чокнуться от тоски. Чтобы не признаться себе, какая ты дура. Романтики захотелось, да, Мань? Ну что, наелась? Не тошнит? Продолжаешь строить из себя декабристку?
Ты ничего не понимаешь, не глядя на сестру, упрямо сказала Маруся. Да, в бытовом плане здесь нелегко. Но здесь отношения между людьми другие. Если что, все побегут, чтобы помочь.
Себе хотя бы не ври, раздраженно бросила Юля. Везде, в любом месте, есть зависть, жадность, страхи и прочие пороки. «Здесь все по-другому», передразнила она сестру. Ну да, здесь нет тайных романов, все святые. Здесь не
терпением, да и держаться было за что: квартира, дача, но главное статус! «Да помилуйте, какая там любовь, всего лишь бес в ребро, а никакая не любовь. Погуляет и вернется, зачем он нужен этой молодой стерве, с его-то простатитом, язвой желудка и гипертонией?» говорили они. Иногда их терпение было вознаграждено и заблудшие овцы домой возвращались. Но вряд ли после таких марш-бросков все становились счастливыми.
Словом, разное случалось, но история профессора Ниточкина была проста, чиста и прозрачна, не придерешься, и свою молодую обожаемую жену он привел в большую, просторную и светлую родительскую квартиру в Мансуровском переулке.
Родителей профессора на этом свете уже не было, и молодая жена стала там хозяйкой. Не раздеваясь и не выпуская из рук маленький, но изящный свадебный букет, она прошлась по квартире, зачем-то потрогала стены, заглянула на круглый балкончик, попрыгала на старом наборном паркете, вздохнула, когда он жалобно скрипнул, провела ладонью по поверхности книжного шкафа и снова вздохнула: «Да уж, гнездо холостяка! Работы здесь навалом».
В квартире действительно сильно пахло пылью, и бедная Катенька расчихалась до слез.
Испуганный профессор бегал кругами, хватался за голову и повторял, что завтра же нет, сегодня весь этот хлам уйдет на помойку.
Какой хлам? не поняла молодая жена. Это же книги! И вообще, здесь можно просто убрать.
Вот это профессору в голову не приходило.
После генеральной уборки еще какой, с мытьем окон и люстр, стиркой штор и натиранием паркета квартира заблестела и задышала. Аллергия у Катеньки закончилась, и она осторожно принялась за хозяйство.
Получалось у нее замечательно, как искренне считал новоиспеченный и неизбалованный супруг. Его восхищали и плоские котлеты, и жидкие супчики, и не очень пропеченные пироги. Все это профессор считал шедевром гастрономии. Не то чтобы было вкусно Но изжоги и тошноты точно не было, как, например, после столовского винегрета или гуляша с подливой. А вскоре родилась их первая дочка Юля, Юленька, Юляша, Юльчик. Юла. Бесенок, как называли ее счастливые, но замученные родители. Казалось, буянить и самоутверждаться девочка принялась сразу же после рождения. Правда, и развивалась стремительно в полгода встала, в восемь месяцев пошла, а в год заговорила.