Воеводихе-то, чай, житье незавидное!
Вот выдумал еще что! То в монастырь, когда в девках была, хотела идти, а теперь во всю ширь зажила: сколько молодцов перебывало у нее в терему.
Да как же в терем-то пробираются?
А сенные девки да мамки на что? Хоть кого проведут!
Чудно, коли она так страшна, так кому она нужна?
Ну, на вкус мастера нет!
Так вот и женись тут!
Что же делать-то, коли жизнь у нас стала такая беспутная, прежде не так бывало.
В покой отворилась дверь,
и в ней показалась с подносом в руках, на котором стоял жбан и кружка, племянница Строганова.
Ну, вот и хозяйка моя, проговорил Строганов, вставая с места.
За ним поднялся и гость.
Вот, Фрося, ударь челом гостю да угости его.
Фрося и гость раскланялись и, взглянув друг на друга, вспыхнули. Странное что-то сделалось с ними: у девушки задрожали руки, она потупилась, личико ее зарделось румянцем; не по себе было и гостю, дрожь пробегала у него по телу, сердце замирало, он глаз не спускал с Фроси.
Наконец он пришел в себя и отошел к порогу, девушка подошла к божнице. Гость отвесил ей земной поклон; она отвечала поясным. Вслед за этим поклонился в землю гостю и Дементий Григорьевич.
Сделай честь, гость дорогой, поцелуй хозяйку! обратился он к гостю.
Хозяину первая честь! отвечал тот.
Дементий Григорьевич поцеловал Фросю. За ним подошел и гость; отвесив снова земной поклон, он потянулся к Фросе. У девушки сверкнули на ресницах слезинки. Гость поцеловал ее, она еле устояла на ногах.
Прикушай, гость дорогой! чуть слышно проговорила она, наливая в кружку вина.
Нет уж, хозяюшка, тебе почет, выкушай допрежь всего сама.
Что ж, Фрося, пей, таков обычай, проговорил Строганов.
Фрося выпила и снова налила кружку. Гость выпил и поклонился. Вслед за тем Фрося, отвесив поклон, пошла из покоя. Ноги ее дрожали, она сама не понимала, что делалось с нею. Долго московский гость глядел на дверь, за которой скрылась девушка. Строганов лукаво поглядывал на него.
Что ж, теперь вино, должно быть, слаще! Выпьем! обратился он к гостю.
Ах и хороша же у тебя, Дементий Григорьевич, племянница, в Москве такой не сыскать!
Какую бог послал, такая и есть! Давай-ка лучше выпьем.
Гость выпил и задумался. В палату вошел Григорий Строганов. Лицо его было пасмурно, видимо, он был сильно чем-то встревожен.
Худые вести! были его первые слова.
Какие такие? тревожно спросил Дементий Григорьевич.
Сова прибежал!
Как Сова! Да ведь он в Астрахань поплыл со стругом?
Когда поплыл-то? Чай, и вернуться пора!
Пора-то давно пора, я уж побаивался, не случилось ли беды какой!
Беда и стряслась: разбойники недалеко еще от Астрахани напали на струг, людей перебили и струг с казной взяли; один только Сова и спасся.
Наступило молчание, все были расстроены.
Да мне что обидно-то! заговорил снова Григорий Григорьевич. Обидно за Мещеряка, золото человек! Что мы без него будем делать-то, разорят теперь все деревушки.
Как же это случилось?
Спроси вон у Совы, он тебе все расскажет.
Позвали Сову; тот повел свой рассказ.
Напало на нас видимо-невидимо, говорил он, так вся Волга и зачернела от их челнов. Уж мы и из пищалей, и из пушки палили, ничего не берет как черти лезут; взобрались на палубу и давай всех кромсать саблями, а кого кистенем, всех перебили, такие черти, что и не приведи бог, одно слово, ермаковские.
Разве шайка Ермака? спросил Дементий Григорьевич.
Его самого.
При этом имени сильно призадумались Строгановы.
Глава девятая. Кольцо и мещеряк
«Хотя бы узнать, как зовут его, как по отчеству величают, думалось ей, да как узнать-то, нешто можно у дядей спросить. Срамота одна!»
А у дядей своя забота. Шутка сказать, сколько земли привалило еще им с царской грамотой, знай заводи варницы да соль вари. Только и сокрушало их одно место в грамоте: не держать у себя вольных людей, а как без этого справишься, на них и надежды только.
Я так думаю, говорил Дементий Григорьевич брату, не послушаться ли нам гостя? И то сказать, кто в Москве узнает, что у нас вольница? Посадим ее по деревушкам, и конец; а то, сам посуди, нешто нам возможно обороняться? Нахлынет орда этих дьяволов-вогуличей, что с ними
поделаешь. Заберут все, что им вздумается, и конец!
Так-то оно так, я и сам об этом подумывал, только как и гостя-то послушать; Господь его ведает, что у него на уме, говорит одно, а думает, может, другое что, сам посоветовал, да сам же и шепнет кому следует, да окромя этого, сам знаешь, сколько у нас в Перми неприятелей, возьми хоть того же воеводу.
Ну, уж этот зверь рад к чему-нибудь придраться, только бы донос в Москву послать.
Про это я и говорю-то. По-моему, надо пока что оставить новую землю втуне. Придет время возьмем ее, а теперь впору справиться и с тем, что есть.
Да дело-то расширить бы хотелось!
Придет время, и дело расширим.
На том и порешили братья.
Прошло еще недели две; во двор строгановский вошли два человека, у ворот их окружила челядь. Вдруг один из нее бегом бросился в хоромы; Дементия Григорьевича не было; он отправился на варницы, оставался дома один Григорий.
Сам не свой влетел в хоромы челядинец. Строганов не без удивления взглянул на него.