Я даже задумался.
«Ну что за допрос?» возмутился я. Не хотел говорить, что сына Лаура игнорировала и относилась к нему как к досадному обстоятельству в своей жизни. Она вообще не очень хотела рожать, боялась испортить фигуру. Но о покойниках не говорят плохо, потому ответил
нейтрально:
Сыном она мало занималась. В основном с Мишелем была няня.
Странно. Но вы говорили, что мальчик хочет видеть маму, значит, он любил ее?
Да. Отчего-то он помнит ее, у него есть ее миниатюрный портрет.
Поняла. Хорошо, попробую действовать экспромтом, ответила она и улыбнулась.
Ее тонкое лицо как-то преобразилось, появились на щеках ямочки, что сделало ее совершенно милой и забавной.
Я нахмурился. Не нравилась мне эта тощая девица, ох, как не нравилась.
Было в ней что-то слишком теплое, душевное и детское. Эти качества я не любил в женщинах. Еще и постоянно спорила со мной. А этого я больше всего не переносил. Все и всегда должно быть так, как я сказал. Она же еще и устроила этот смехотворный побег. Дерзкая девчонка! Это вообще было безобразно. Смирения и послушания в ней нет вовсе. И как она могла быть рабыней с таким непокорным характером?
Да ладно. Главное, что она очень походила на Лауру внешне, только ростом была ниже и моложе. Надеюсь, Мишель признает в ней маму, и она утешит его. Может, хоть немного ее присутствие продлит дни моего сына на этой земле.
Глава 8
Никогда не бывала в подобных дворцах. Величественных и красивых. Еще издалека, когда мы въехали на территорию дворцового парка, я смотрела во все глаза по сторонам. Серый величественный замок с башнями, возвышался на фоне темного неба. В многочисленных окнах горел неяркий свет, а над крышей летала стая воронья.
Мне казалось, я попала в сказку. Жутковатую мрачную сказку, ибо кругом было темно и тихо, а падающий снег заметал все кругом.
.
.
Лакей открыл дверцу, и раздался очередной приказ моего нового хозяина:
Выходи.
Я проворно спрыгнула с подножки и остановилась. Ожидая, когда выйдет герцог де Моранси.
Он тяжело оперся на трость и медленно спустился с подножки кареты. Сделал пару шагов и вдруг покачнулся. Отчего-то у него подвернулась нога и он застонал сквозь зубы. Я тут же инстинктивно ухватила его за талию, придержала, так как стояла в шаге от него. Мужчина едва не упал.
Осторожнее, мессир! воскликнула я.
Он наградил меня таким убийственным взглядом, словно хотел испепелить. Тут же сцепил зубы и выпрямился.
Ты что, думаешь, я могу упасть? спросил он недовольно.
Но вы едва не упали, пролепетала я.
Он тут же неучтиво скинул мою руку со своего камзола. Тяжело оперся на трость.
Потому что ты путаешься под ногами, пигалица!
Это я путаюсь?
Нет, он что, реально это говорил? Я же сама видела, как его ноги подкосились, и он едва не грохнулся. На миг мне показалось, что ему больно ступать.
Какой он вредный и вспыльчивый. Нет, чтобы поблагодарить, еще и обругал.
Довольно! Ступай вперед! прорычал герцог мне в лицо, указав взглядом на лестницу, и оглянулся на кучера. Сегодня карета больше не нужна, Оливье.
Слушаюсь, ваше сиятельство, кивнул слуга и, захлопнув дверцу, полез на козлы.
Хозяин явно не хотел, чтобы Оливье заметил, как он едва не упал.
Я быстро начала подниматься по серой мраморной лестнице. Герцог последовал за мной, тяжело опираясь на трость.
Достигнув входных дверей, я оглянулась. Де Моранси с каменным лицом медленно поднимался по широким ступеням. Я заметила, что его губы поджаты, а движения явно давались ему с трудом. Будто он преодолевал сильную боль при каждом шаге, но ни в какую не хотел этого показать. Но я-то видела, что ему трудно идти.
Дворецкий услужливо открыл перед нами дверь, и герцог сухо велел:
Входи.
Я исполнила его приказ и оказалась в огромной, едва освещенной парадной. Даже открыла рот. Такой красоты я в жизни никогда не видела. Широкая парадная лестница с темным ковром, огромная хрустальная люстра, свисающая с потолка, мраморные статуи это то немногое, что я успела разглядеть в мрачноватом пространстве, освещенном только парой канделябров.
Проводишь эту девку в гостевую спальню, думаю, голубая подойдет, продолжал раздавать команды герцог, обращаясь к дворецкому. Говорил обо мне так, будто меня здесь не было. Позже я поговорю с ней.
Слушаюсь, ваше сиятельство.
Герцог уже направился куда-то в сторону, тяжело опираясь на трость. Но вдруг обернулся и снова оглядел меня с ног до головы и добавил:
Франсуа! И накорми ее чем-нибудь. А то смотреть на нее противно. Тощая, словно жердь.
В очередной раз оскорбив меня, хозяин дома, высокомерно задрав подбородок, направился дальше.
Вот напыщенный индюк. Ему что, нравилось
обижать меня словами?
Я вздохнула. Надо привыкать. Ведь не сама я выбрала себе хозяина.
Когда дворецкий с неприятным лицом повел меня на кухню, я открыла рот и с восторгом смотрела по сторонам.
Внутри дворец герцога был еще великолепнее, чем снаружи. Высоченные потолки и гобелены на стенах, огромные окна до пола, синие ковровые полотна под ногами. Тусклый свет от канделябра, который важно нес Франсуа, едва озарял мрачный длинный коридор. Я тихо перемещалась за тощим дворецким, видя, как за окном бушует ветер, а снежный вихрь кружит снежинки. Здесь же, в огромном дворце, который Франсуа отчего-то назвал замком, было тепло.