Фимка, долетело нам вслед, опять раздетая выскочила? Простынешь.
Я крепкая, отмахнулась девочка. Указала рукой на ряд крынок, стоявших на столе, прикрытых тканью, свежее, утреннего надоя. Сколько вам?
Фунтов семь хватит, ответила, быстро переведя привычные мне литры в местные меры. Я бы и сметаны у вас взяла, если есть.
Есть, конечно, оживилась маленькая хозяйка, и сыр, и масло. Надобно?
Я оглядела грубо сколоченные лавки и стол, некрашенные полы, беленые известью стены скромно, но чисто и аккуратно. Ни пыли, ни мусора нигде не было видно. Только холодно, будто и не топили здесь вовсе. Подумала и сказала надо. Взяла предложенные мне желтые кругляшки сливочного масла, четверть сырного круга, плошку сметаны, сложила в корзину. Расплатилась и пообещала впредь приходить только сюда.
Уже на пороге спохватилась и спросила о том, как они хранят здесь продукты.
Сейчас, зимой, хорошо, ничего не успевает скиснуть. Летом в погребе и то недолго. Летом тяжелее
Если бы у вас были крынки, в которых молоко дольше сохраняло свежесть, было бы легче?
Где ж такие найти? Может, у состоятельных господ и есть, а нам не по карману. Мамка взяла одну такую на базаре. С виду только красивая, а так с нее толку как
с козла молока.
Я кивнула. Обнадеживать раньше времени не собиралась. Хотела лишь понять, насколько такой товар будет востребован, если ли смысл покупать горшки, раскрашивать их. Как потом продавать? Вот так, как Фима, пускать домой каждого незнакомца, не собиралась. Строить отдельную лавку тоже долго. Надо обо всем хорошенько подумать, но позже.
Вернувшись домой, я первым делом подбросила дрова в печь. Заглянула в поддувало. Золы там не оказалось. Видимо, Володя выгреб и вынес. Заодно и поленницу набил. Когда только успел? Я вроде бы недолго отсутствовала. Видимо, встал вслед за мной. Значит, надо поторопиться с завтраком.
Я сполоснула руки и занялась приготовлением пищи. Вылила в глубокую миску литр молока, добавила яйца, сахар, немного растительного масла. Взбила венчиком. Набрала несколько пригоршней муки и принялась просеивать через сито, чтобы тесто насытилось кислородом. Хорошенько перемешала, не оставив ни одного комочка. Разогрела сковороду, смазала кусочком сливочного масла. Даже если первый блин получится комом, ничего страшного. Сама съем.
Дело спорилось. Стопка румяных кружевных блинчиков росла как на дрожжах. Еще немного, и можно завтракать. Осталось только совсем немного: налить в одно блюдечко малинового варенья, в другое положить густую сметану и поставить чайник.
Закончив приготовления, я уже не могла усидеть на месте. Если Владимир не спустится сейчас, пойду за ним сама. Странно, что он до сих пор не появился, если уже встал. В доме по-прежнему царила тишина.
Я сняла передник, бросила его на спинку стула. Поднялась на второй этаж, остановилась перед комнатой мужа, прислушалась. Изнутри не долетало ни звука, будто там и вовсе никого не было. Горазд же ты спать, Владимир Дмитриевич, так и всю жизнь проспать можно.
Я постучала, потом еще раз и еще. Наконец, толкнула дверь. Внутри оказалось пусто. На столе лежало несколько книг. Из-под одной из них выглядывал лист бумаги, исписанный крупным мужским почерком. Постель была заправлена, словно супруг и вовсе не ложился. Ничего не понимаю.
Володя, позвала, надеясь, что он в купальне или где-то неподалеку. Володя, вы здесь?
Нет его, каркнул ворон над ухом, не видишь, что ли?
Ушел, констатировала я очевидное. Куда он отправился так рано?
Мне не доложился, ответил Федя и принялся чистить перья. И не рано, а поздно.
Что поздно? переспросила, не понимая, к чему клонит эта вредная птица. Для чего?
Ушел поздно ночью, поправил меня ворон.
Куда?
Мне откуда знать? Мало ли мест, куда на ночь глядя может отправиться молодой мужчина? Ушел, значит, захотел. Владимир не тот человек, который будет отчитываться перед кем бы то ни было.
Федя что-то продолжал говорить, убеждать меня. Я закрыла руками уши. Я не желала ничего слышать. Это какой-то дурной сон. Мой Володя не мой просто так уйти, ничего не сказав, не предупредив меня. Он знает, что я стану волноваться за него.
Ну, будет тебе, произнес ворон, толкнув меня головой в плечо. Перестань. Только слез твоих мне не хватало. Ты пойми, я тебе не враг. Ты девка не глупая, сама видишь, что что-то гнетет его. Только не понимаешь, что мучает его долг. Он же слово тебе дал хранить, защищать. В чем там еще люди клянутся во время брачной церемонии?
Любить, всхлипнула я.
Вот-вот, а разве это любовь? Он подле тебя же как зверь, посаженный на цепь. В глаза заглядывает, ластится, а все думает о свободе. Отпусти его, Катерина, не мучай.
Как отпустить? Куда? Разве я его держу? Он же сам Он к отцу пришел просил Я не хотела, он сам
Сам, не сам какая теперь разница? Коли дорог хоть немного, коли желаешь ему счастья, отпусти.
Отпустить? переспросила жестокую птицу. Как? Если только с корнями из сердца вырвать.
С кровью, с мясом заладили оба, продолжил Федя. И что мне прикажешь с вами такими делать?
Почему с нами?
Ворон не успел мне ответить. Хлопнула входная дверь. Мы оба, не сговариваясь, поспешили вниз.