Наконец, Нюхль замер у большого, написанного маслом портрета первого главврача клиники, сурового бородатого старца в пенсне.
Здесь, передал он мне мысленный образ. Тройная защита. Магическая печать, сложный механический замок и ещё что-то старое. Тёмное.
Нюхль, деактивируй магию. Костомар, готовь свой универсальный ключ.
Ящерка принялся за работу.
Его крошечные, острые как иглы когти скользили по поверхности стены, находя ключевые узлы магического плетения. Он не рвал их, а действовал точнее коротким, концентрированным импульсом собственной энергии, выпущенным через кончик когтя.
Он перекусывал соединение, гася узел. Один за другим узлы печати гасли, словно крошечные лампочки. Это была ювелирная работа, требующая терпения и точности.
Через три долгих минуты последняя руна, вырезанная на стене под картиной и до этого невидимая, тускло вспыхнула и окончательно погасла.
Костомар шагнул вперёд. С лёгким щелчком он отсоединил фалангу своего костяного указательного пальца и вставил её в замочную скважину, которая обнаружилась за отодвинутой картиной.
Я ем грунт, сосредоточенно пробормотал он, орудуя косточкой, как опытный взломщик отмычкой.
А потом я помню только, как голова закружилась и очнулась уже здесь.
Как давно вы здесь?
Я не знаю, она задрожала, её взгляд метался по тесной каморке. День? Неделю? Я не помню. Он приходит делает уколы и я снова засыпаю
Так, пойдёмте, нужно выбираться отсюда, сказал я, поднимаясь на ноги.
Девушка медленно покачала головой, и в её глазах, до этого затуманенных, появился настоящий, осознанный ужас.
Нельзя, прошептала она. Я здесь не одна!
Глава 11
Хорошо, сказал я, снова присаживаясь на край койки. Мой тон стал мягче, как у врача, работающего с травмированным пациентом. Расскажите мне о них. Где они?
Она моргнула несколько раз, пытаясь сфокусировать затуманенный взгляд на моём лице.
В большом зале, пробормотала она, её голос был тихим и неуверенным. Там, где проходило собеседование. Мы все там ждали своей очереди.
Я активировал некро-зрение, фокусируясь не на органах, а на тонкой архитектуре её нервной системы. Картина была ясной. Следы барбитуратов создавали характерные завихрения в потоках Живы, текущих по нейронным путям классическая картина наркотической интерференции.
Но главное я увидел в области её гиппокампа, отдела мозга, отвечающего за формирование долговременной памяти. Потоки энергии там работали с перебоями, как старый синематограф. Короткие вспышки осознанности и снова откат к одной и той же зацикленной картинке.
Временная петля.
Классический симптом длительного воздействия седативных препаратов, подавляющих функцию гиппокампа. Мозг, неспособный формировать новые воспоминания, раз за разом возвращается к последнему яркому, эмоционально заряженному событию перед началом химического воздействия. Она была заперта не только в этой комнате. Она была заперта в одном-единственном моменте своего прошлого.
Анна, произнёс я ровным, спокойным голосом. Послушайте меня внимательно. Вы сейчас не в зале ожидания. Вы находитесь в тайной комнате за кабинетом главврача. Собеседование давно закончилось.
Она нахмурилась, её взгляд выражал полное недоумение. Её мозг отчаянно сопротивлялся информации, которая не вписывалась в его зацикленную программу.
Но это невозможно. Я же только что была там. Я видела девушек. Светлана плакала, а Маша пыталась её успокоить. Мы сидели на деревянных скамейках там пахло свежим лаком и чьими-то духами.
Её показания были бесценны, но абсолютно ненадёжны. Она была ключом к местонахождению других жертв, но её разум повреждённым, зацикленным архивом.
Просто вывести её отсюда было нельзя в таком состоянии она могла наделать глупостей и поднять тревогу. Моя задача усложнилась: мне нужно было не просто спасти остальных, но и как-то «перезагрузить» её сознание, не вызвав при этом необратимых повреждений.
Я сменил тактику.
Анна, сказал я, меняя тон на более деловой. Расскажите мне об этом зале. Опишите девушек, которых вы там видите. Каждая деталь, каждая мелочь может быть важна.
Охота на «коллекцию» Морозова началась. И моим единственным проводником была пациентка, застрявшая во времени.
Костомар стоял неподвижно за моей спиной, но я услышал тихий, сухой щелчок звук костяных суставов, сжимающихся под нечеловеческим давлением. Он понял. Понял всё без слов.
Я ем грунт, произнёс он, и это был не вопрос и не утверждение. Это был низкий, вибрирующий звук, похожий на скрежет камней глубоко под землёй. Холодная, абсолютная ярость.
Даже для меня, Архилича со стажем, существовали границы. От моей руки падали легионы. Но это была война. Это была политика. Это было выживание вида. Я никогда не опускался до того, чтобы ломать беззащитных ради садистского удовольствия.
Власть, построенная на страхе и насилии это власть рабовладельца, признак фундаментальной слабости. Она хрупка и требует постоянного контроля. Настоящая власть это когда сильнейшие следуют за тобой добровольно, не из страха, а из уважения к твоей силе и мудрости. Мои личи, мои рыцари смерти они служили мне, потому что видели во мне порядок и цель.