В нашем оперативном подчинении появился новый актив, начал я, обращаясь к обоим. Поручик Свиридов. Помнишь того дворянина с приёма у Бестужева?
Я ем грунт, ровно произнёс Костомар. Интонация была утвердительной: «Конечно, помню».
Он теперь мой особый пациент, продолжил я, помешивая ложкой суп. Очень особый. Настолько, что теперь он добровольно не отстанет от меня ни на шаг.
Костомар слегка наклонил череп набок его универсальный жест, означающий вопрос.
Придётся брать его на службу. Это создаёт определённые трудности. Пристроить дворянина в качестве телохранителя или помощника к безродному врачу это нонсенс для местного общества. Это привлечёт ненужное внимание, породит слухи. Нужно будет придумать убедительную легенду. Возможно, «пациент с тяжёлым посттравматическим расстройством, нуждающийся в постоянном врачебном наблюдении». Это объяснит его постоянное присутствие рядом со мной.
Я задумчиво посмотрел на Костомара. Он идеальный исполнитель. Но он нежить, его нужно прятать. Свиридов другое дело. Живой, интегрированный в общество.
С другой стороны, он может быть полезен. Разведка, наблюдение за нужными людьми. А может быть, даже
Я не договорил.
Идея создания небольшой, абсолютно лояльной группы оперативников была слишком заманчивой, чтобы от неё отказываться. Но пока это лишь теория. Нужны дальнейшие испытания и доработка технологии.
Мне не нужно подавлять волю людей. Мне нужно, чтобы они сами хотели служить мне. Служить, чтобы прикоснуться к магии, которую здесь считают запретной и не понимают, на что она способна на самом деле.
Она способна подавлять волю. Это одна из причин запрета. Но не самая весомая. И если не делать всего того, что есть в этом списке, то никто не заподозрит неладного.
Костомар и Нюхль молчали. Но я чувствовал их понимание. Они не просто слуги. Они часть меня, они ощущают мои амбиции, мой растущий потенциал. И они готовы.
Ночь прошла без происшествий.
Утром палата интенсивной терапии выглядела как рекламный проспект клиники «Белый Покров». Солнечный свет заливал комнату, на тумбочке стояли свежие цветы, а сама пациентка, Ольга Полякова, бодро обсуждала что-то с медсестрой.
Иллюзия полного выздоровления была безупречной.
Святослав! она заметила меня и искренне обрадовалась. Спасибо тебе огромное! Я чувствую себя намного, намного
Было лишь одно объяснение. И после того, как я с ней покончу, я спрошу с того, кто её туда подсадил.
Тварь не просто атаковала она использовала наши же инструменты, нашу науку против нас. Она заставляла врачей становиться её невольными союзниками в убийстве Ольги.
Они везли её на коронарографию. Процедура, при которой в её здоровые артерии введут контраст и катетер. Это не поможет.
Но стресс от операции, наркоз, препараты всё это ослабит её и даст паразиту идеальный шанс нанести последний, смертельный удар.
У меня было несколько секунд, чтобы принять решение. Остановить их и меня сочтут сумасшедшим, силой отстранят от пациентки, и она всё равно умрёт. Не делать ничего значит позволить им убить её из лучших побуждений.
Позиция изначально была проигрышной. И таймер уже запущен.
Я не просил их остановиться. Я встал на пути каталки. Неподвижный, как скала. Моё тело стало барьером, который им пришлось бы таранить.
Стоп! мой голос прозвучал резко и властно, разрезая суету. Не трогайте её! Это не инфаркт!
Мельников, шедший во главе процессии, едва не врезался в меня. Его лицо побагровело от ярости.
Вы что, ослепли, Пирогов он ткнул пальцем в сторону монитора, который медсестра везла рядом. Смотрите на ЭКГ! Классика жанра!
ЭКГ может ошибаться, отрезал я. Это не тромбоз коронарной артерии. Это спазм, вызванный аномальной активностью. Коронарография убьет её!
Спорить с ними было бесполезно. Они видели цифры и графики. Истинного врага видел только я.
Их протокол вёл к смерти. Время для убеждений вышло. Ольга умирала, корчась на каталке.
Настало время для прямого вмешательства.
Отойдите, Пирогов! Я отстраняю вас от пациентки! Охрана! взревел Мельников.
Но я уже не слушал.
Я проигнорировал его крики, панику Петра, суету медсестёр. Они перестали существовать. Есть только я, пациентка и враг внутри неё. Я склонился над Ольгой, положив руки ей на грудь, и мир снаружи исчез.
Это была не тихая медитация. Это была работа на пределе, как у штангиста, пытающегося выжать рекордный вес.
Я вливал Живу не хаотично, а сфокусированным потоком, пытаясь создать «зону избыточного энергетического давления», чтобы физически оттеснить паразита от сердечной мышцы.
Паразит ответил.
Он не просто сопротивлялся он начал активно поглощать мою энергию, становясь сильнее с каждой секундой. Я атаковал врага, пытаясь спасти заложника.
Сосуд показывал тридцать восемь процентов тридцать двадцать пять Пот застилал глаза, стекая по вискам. Мышцы рук и спины свело от чудовищного напряжения.
Двадцать процентов пятнадцать Я чувствовал, как хватка твари на сердце Ольги только усиливается. Она задыхалась, её тело выгибалось на каталке.
Десять Мир сузился до одной точки моих ладоней на её груди. Я слышал крики Мельникова и вопли Петра как сквозь толщу воды. Они уже не имели значения.