Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым в 18991901 гг. с напевами, записанными посредством фонографа Том III Часть IV: МЕЗЕНЬ
ЧАСТЬ IVМЕЗЕНСКИЕ БЫЛИНЫ (СТАРИНЫ) И ИСТОРИЧЕСКИЕ ПЕСНИ
ОТ СОБИРАТЕЛЯ
Печатание третьего тома, начатое в 1904-м году, продолжалось целых шесть лет. Причина такой медленности лежит в условиях работы Академической типографии, но некоторая вина в промедлении падает и на меня, особенно ввиду моей двухлетней заграничной научной командировки.
Желая сделать собранные мною старины доступными для ученого исследования еще до выхода их в свет, я сообщал их тексты ученым, чем и объясняются ссылки последних в своих работах на номера неизданных еще тогда старин.
Второй том предполагалось печатать в другой типографии одновременно с третьим и закончить печатанием раньше третьего, но третий том выходит ранее второго. Это заставило меня приложить готовую еще в 1904 году карту не ко второму, а к третьему тому.
В заключение считаю своим непременным долгом выразить искреннюю признательность Отделению русского языка и словесности Императорской Академии Наук, принявшему издание моего сборника на свой счет, академику А. А. Шахматову, содействующему выходу этого издания, и академику Ф. Е. Коршу, принимавшему участие в проверке переложенных на ноты напевов и третьего тома. Я сердечно благодарен И. М. Тарабрину, помогавшему мне в просмотре второй корректуры, и моей жене, помогавшей мне в проверке первой корректуры, а также священнику села Оксина Печорского уезда Архангельской губ. о. Вас. Тюрнину, оказавшему мне содействие при составлении карты селений Печорского бассейна.
Александр Григорьев
Москва. Декабрь 1909 года.
Лампожня
Табуев Егор Семенович
после того, как я указал на ненормальность этого, он стал мне петь с начала. Кроме того, он умеет рассказывать про Ставра Годиновича, Франца Левициана и о том, как отвозили дани Батею Батеевичу, о чем слыхал у Прони (Прокопия Шуваева из дер. Нижи). Однажды, по его словам, на Кедах, когда делать было нечего, в одной избушке пристали к Проне, чтобы он спел какую-нибудь старину, но он обещал пропеть ее только в том случае, если Егор Табуев расскажет ему про Франца Левициана. Егор Табуев жил в другой избушке. Пошли за ним и позвали его в свою избу, ничего не говоря о цели зова. Когда он вошел в избу, с него сняли сапоги и заставили рассказывать про Франца Левициана. Делать было нечего. Он рассказал. Тогда Проня пропел про Батея Батеевича.
305. Отъезд Добрыни и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича
Добрынюшка да он Микитиць млад
А пришол-де Добрынюшка к своей матушки:
«Ах, ты матушка моя Офимья Олександровна!
А нащо миня, матушка, ты спородила?
5. Спородила бы меня, матушка, дак серым камешком,
Отнёсла бы меня да во синё море,
Я лёжал бы там веки да все превечныя».
А и стал прощшацьсе с молодой женой:
«Да прости-тко ты меня, Настасья Викулисьня!
10. А дожыдай-ко меня церес двенаццэть лет,
А подожди ишше лето да ты трынадцыто,
Хош замуш тогда поди да хоть вдовой сиди.
Не ходи только за Олёшу да за Поповиця,
За просмешника не ходи да ёго бабьёго!»
15. Но прошло-де веть времечько двенаццэть лет,
Да тринаццатой год да он прошол веть тут.
(А Добрынюшка Микитиць млад
Да не видели, как стремена ступил.
Уехал Добрыня во чисто полё!..)
20. А-й ездил во чисто(м) поли Олёшенька Поповиць млад,
А пропустил таку славушку нехорошую,
Що Добрыню видел: под кустиком убит лёжыт.
И прышла ета вестоцъка нерадосьня,
И прышла она к Офимьи да Олёксандровны,
25. К Добрыниной да родной матушки.
А ис Киева женихи да вот приехали,
А Владимер стольнекиефский он веть сватовщиком.
Розговарили Офимью да Олександровну:
«А тепере Добрыни вот жывого нет,
30. А спусти-ко Настасьюшку: взамуш пойдет
За того же за Олёшу за Поповиця!»
Она здумала Настасьюшка Викулисьня:
«Просидела я типеря да вот тринаццать лет,
А тяжоло мне коротать будёт веки долгия».
35. И приехала калика перехожая,
А к Добрыниной приехала родной матушки:
«Я веть видел, Добрынина родна матушка,
Я стоял долго с Добрынюшкой Микитицём:
Он жывой веть да он жывёхонёк!»
40. А говорыт тут Добрынина родная матушка:
«А не ври-тко ты, калика перехожая!
А тепере веть Добрынюжка уже жывого нет!»
Говорыт ей калика перехожая:
«Уш ты дай-ко, Добрынина родная матушка,
45. Уш ты дай мне-ка да-й звоньцяты гусли,
Я пойду же к Олёшеньки на свадёпку,
Посмотрю у Олёшеньки дак молоду жену.
Если весела сидит, запечалю ей;
А печальняя сидит, я розве́селю!»
50. А Добрынина веть матушка не отказывала,
А дала тут калики да звоньцяты гусли.
Говорыт ишше калика да перехожая:
«Уш ты ой еси, Добрынина родная матушка!
Ишше дай ты мне-ка платья цветного,
55. А не слишком хорошого, а по средьнему».
Добрынина тут матушка не отказывала,
Говорыла калики только таково слово:
«Не попасть тибе, калика, тебе на свадёпку,
Не видать у Олёши дак молоду жену:
60. У ворот ёво стоит да дваццэть сторожов
Не пропустят тибя калику да перехожую;
А у дверей его стоит десеть прьщверьников
Не попасть тебе, калика, к ему на свадепку!»
А взяла-де калика да скрипку пот полу
65. Да ф правое взяла ее пот пазуху.
Ну прыходит калика да перехожая,