Что касается древнейшего периода становления индоиранского этнического массива, то в конце девятнадцатого двадцатого веков, выдающимся индийским исследователем Тилаком была выдвинута гипотеза, согласно которой древнейшими территориями формирования праиндоираицев являлись приполярные области Европы. Свою гипотезу он доказывал, используя свидетельства древнейших памятников индоиранской мифологии «Вед», где зафиксировано знание таких арктических явлений, как год, разделенный на светлую и темную половину, полярные сияния, замерзающее море, Полярная Звезда и Большая Медведица высоко над головой и многое другое.
В связи с тем, что современные данные палеоклиматологии свидетельствуют, что в период с шестого по конец второго тысячелетия до нашей эры климат севера Восточной Европы был значительно теплее и мягче, а там, где в настоящее время находится тундра, росли смешанные леса и сосновые боры, можно считать, что концепция Тилака достаточно жизнеспособна, и что часть населения севера Восточной Европы могла продвинуться в южнорусские степи на рубеже пятого четвёртого тысячелетия до нашей эры когда эти территории, в связи с усилением увлажненности, утратили былой полупустынный характер.
Вероятно, именно с таким передвижением части населения с европейского севера на юг связано возникновение в степной зоне Восточной Европы на рубеже пятого четвёртого тысячелетия до нашей эры ямной культуры, которую многие исследователи считают индоиранской. Кузьмина считает, что именно в зоне степи и лесостепи в четвёртом третьем тысячелетии до нашей эры, а возможно и несколько ранее, был одомашнен дикий конь. Распространение коневодства и культ коня у ираноязычных племен Средней Азии и других народов Старого Света.
Отсюда, как полагают Грантовский и Погребава, а также ряд других исследователей, началось в середине второго тысячелетия до нашей эры распространение на территории Северного Кавказа, Закавказья и Ирана, а также в степи Казахстана и Южной Сибири арийских народов, продвинувшихся в конце второго начале первого тысячелетия до нашей эры в оазисы Средней Азии, Афганистан и Индию.
С индоиранскими племенами второго тысячелетия до нашей эры в настоящее время многие исследователи связывают представителей абашевской, срубной и андроновской этнокультурных общностей генетически связанных с ямной и распространенных во второго тысячелетия до нашей эры на огромных территориях Евразии от Нижнего Дуная на западе до Минусинской котловины на востоке, и от Печоры на севере до Северного Афганистана на юге. Этот огромный ареал в своей западной части находился в непосредственной близости, а зачастую просто накладывался на те территории, которые целый ряд исследователей связывают с прародиной славян. В свете вопроса о возможном славянско-индоираиском родстве это обстоятельство играет немаловажную роль.
Проблема локализации прародины славян не менее Дискуссионна, чем индоиранская. Горнунг считает возможным связывать, первичный ареал формирования протославян с носителями трипольской энеолитической культуры её среднего этапа.
В настоящее время советские учение всё увереннее локализуют прародину праславян в Поднепровье и Прикарпатье, и связывают с ними тшинецко-комаровскую культуру середины второго тысячелетия до нашей эры. Археологические материалы свидетельствуют, что связи, фиксируемые ещё на уровне энеолитических ямной и трипольской культуры, продолжаются и в последующие исторические периоды, и что тшинецко-комаровская, абашевская
и срубная культуры в известной степени имеют общие истоки. Об относительной стабильности населения Поднепровья и о том, что его этногенетические корни уходят в глубокую древность, свидетельствуют данные антропологии, «позволяющие проследить историю физических предков восточнославянских народов до эпохи бронзы», до середины второго тысячелетия до нашей эры. О стабильности славянского населения на праславянской территории говорит и то, что, как отмечает Борис Александрович Рыбаков, границы праславянской тшинецкой культуры второго тысячелетия до нашей эры полностью совпадают с ареалом славянских пшеворской и зарубинецкой культур третьего века до нашей эры третьего века.
Поскольку территориями формирования индоиранских народов в настоящее время большинством исследователей признается Восточная Европа и не было исторических причин, которые, как отмечает Наталья Романовна Гусева, могли бы заставить всех арьев покинуть прародину и, следовательно «огромная масса древнеямных, а позже срубных племен не исчезла о рассматриваемой территории», а стала одной из составляющих в этногенезе восточных славян, чей изначальный этнический ареал находился в непосредственной близости с индоиранским, можно делать вывод о древних, начавшихся ещё в энеолите контактах праславян и индоираицев.
Об этих древних контактах свидетельствуют многие акты. Это данные антропологии, лингвистики, ономастики, близость сакральной лексики, многих микологических сюжетов и образов народного искусства, обших у восточнославянских и индоиранских народов.
Одним из исключительно ценных исторических источников, позволяющих проследить значительную древность праславяноко-индоиранских связей, является народная орнаментика и, в частности, глубоко архаичный геометрический и сюжетный орнамент северорусской вышивки, ткачества, кружева и резьбы по дереву, так как, по определению Иванова, «части или группы распавшегося племени нередко расходятся и теряют связь между собой, но орнамент, продолжая хранить древние традиции, свидётельствует о древней общности этих групп».