Борис Акунин ПРОСНИСЬ! У(ДИС)ТОПИЯ
© BAbook, 2025
от автора
Ее первая половина несколько месяцев просуществовала в нашем магазине с немного другим названием и другим обозначением автора.
На самом деле Е.О.П. означает попросту «Еще Один Псевдоним». Это я.
Двое завсегдатаев нашего сайта вычислили истинного автора и даже потребовали от меня признания, но признаваться было рано. Под воздействием мировых событий я дописывал вторую половину. И тем не менее проницательным читателям - слава.
Зачем мне понадобилось секретничать, если, понятное дело, книга под моим собственным именем продавалась бы намного лучше?
А затем же, зачем я в свое время затеял проект «Авторы». Чтобы нажать на кнопку Refresh.
У всякого долго пишущего писателя через какое-то время возникает подозрение, что он слишком увяз в одной и той же колее. Что его читают по инерции потому что привыкли. И мне захотелось произвести эксперимент, устроить самому себе экзамен.
Я отправил рукопись повести «Проснуться» в BAbook обычным самотеком, и к нашему суровому редактору она попала в общем потоке. Когда редактор ее одобрил и даже сказал, что повесит свою красную ленточку, я вздохнул с облегчением. (А когда после этого признался редактору в обмане, был подвергнут осуждению за интриганство).
Сегодня повесть выходит в законченном виде. Попадает в серию "Жанры", потому что это стандартная утопия, а также стандартная дистопия.
22 мая 2025 г.
ПрологЯВЬ
1. ЗАТМЕНИЕ
Туманом окутаны детство-отрочество-юность. Что-то полусонное, толком не проснувшееся. Страна-морок, каких наяву не бывает. Девочка-отроковица-юница, которая была уверена, что живет настоящей жизнью, а на самом деле всё время кому-то подражала, кого-то изображала, что-то себе воображала. Даже чуть замуж не вышла за этого, как его. Черт, забыла имя. Ну, джинсовая куртка, прическа «Дитер Болен». Макс? Нет, Стас. Когда он сбежал чуть ли не из-под венца, рыдала, думала, жизнь кончена. А жизнь еще даже не началась. Было утро туманное, утро седое, нивы печальные, снегом покрытые.
Началась жизнь в двадцать четыре года. Страна была уже другая, незадолго перед тем тоже будто проснувшаяся, но еще очумелая от долгой спячки, дико хлопающая глазами. Прежняя реальность оказалась дурманом, он расползался медленно, висел в воздухе комьями гнилого пара. Зарплата мэнээса в высококультурном институте усохла до уровня околения. Елена пошла наниматься по рекламному объявлению на невероятные 100 у.е., сулимые «девушке с приятным голосом и хорошим знанием английского». Спустилась в подвал обычной девятиэтажки а там пещера Аладдина. «Евроремонт» (было такое слово), кофемашина, невиданные металлические кресла на колесиках. Среди нераспечатанных коробок с компьютерами «Ambra» сидел парень в пушкинских бакенбардах. Он поднял веселые глаза, Елена в них посмотрела. И па-пам! проснулась. Включились цвет, запахи, задышала кожа, заиграл саундтрек. Голосом Барбары Стрейзанд жизнь тихонько запела: «And Ill do anything to get you into my world and hold you within»1. В существовании появились цель и смысл. Ничего, от бакенбардов мы избавимся, сказала себе пробудившаяся, мудрая, всё на свете понявшая Елена, смирно отвечая на дурацкие вопросы про colloquial English ни во что пока не врубившемуся, но уже навсегда с ней соединенному Аладдину. Браки ведь, настоящие браки, совершаются на небесах, и небеса в тот миг раскрылись, окрасились золотом и лазурью.
Тридцать лет, с утра до глубокого послеполудня, сверху лился теплый, праздничный свет, в лучах которого раскрывались всё более дивные пейзажи. В память о чудесном спуске в Аладдинову пещеру Елена называла мужа Алик, хотя по паспорту его звали Олегом. Это было домашнее имя, только для двоих. Он Алик, она Элени, от греческого Ореа Элени, Прекрасная Елена, так он ее окрестил.
Дивные пейзажи сменялись еще более дивными, потому что Алик был самый умный человек на свете. Он видел дальше и яснее, чем все остальные предприниматели.
Создавал новый бизнес, на пике успеха продавал, вкладывался в следующий, и всегда угадывал, ни разу не промахнулся. Но однажды, это было двадцать лет назад, Алик сказал: «В отечестве поменялись правила. Они меня не устраивают. Знаешь, Элени, я передумал становиться миллиардером. Плата будет такая, на которую я не готов. Устроит тебя жизнь с обеспеченным, но не баснословно богатым рантье?»
Ее устроила бы любая жизнь, только чтобы вдвоем. Другой жизни представить себе Елена не могла и не хотела. Это была бы не жизнь.
Они сменили пейзаж, переселились в страну гор и озер. Жизнь стала еще лучше, еще праздничней. Ему едва за сорок, ей тридцать шесть. Тогда казалось, что это много, Мерилин Монро в тридцать шесть умерла, а сейчас смешно: даже еще не полдень.
Облаков в синем-пресинем альпийском небе почти совсем не осталось. Утихло всегдашнее российское предгрозовое погромыхивание, испарились полезные для дела, но скучные, а то и противные знакомые. И дела-то теперь никакого не имелось, одни только приятные безделицы. Детей они не завели не было ни потребности, ни желания впускать в свой мир кого-то еще. Строить новый бизнес в совсем других, как он называл, «пейнтбольных» условиях Алику после отечественной «охоты в джунглях» было лениво. Трудовых затрат на рубль, маржи на копейку, я к такому не привык, да еще учись всему заново, сказал он. Сделался «портфельным паразитом», тратил на мониторинг финансовых рынков один час в день, а всё остальное время они отводили счастью. Пока не надоело, путешествовали по свету. Занимались спортом. Обзавелись каждый своим хобби: он увлекся фотографией, она коллекционировала фарфоровые наперстки. А еще они придумали совместный кайф ходить под парусом.