Женщины провожали мужчин как на войну. Не хватало еще духового оркестра и «Прощания славянки».
Чего ревете? строго спросил Николай. Мы будем у вас на виду. Тут всего-то километр от нас.
Взывать сейчас к голосу разума было неуместно.
Женщинам требовалось немного поплакать, чтобы мобилизоваться и взять себя в руки. Для всех происходящее являлось уникальным явлением, и никто еще не знал, как надо себя вести. Из мягкого цивилизованного заботливого образа жизни они вмиг перенеслись в опасный мир, в котором требовалось развивать умение выживать, и многим благодетелям не оставалось места.
Первая же сотня метров от убежища показала, что прогулка не будет легкой. Прежде всего, из-за воды, которая была повсюду. Петлять пришлось изрядно. Во вторую очередь из-за того, что понятие земная твердь осталось в прошлом. Местами она стала рыхлой и надо было как следует потыкать в нее шестом, чтобы не провалиться. Хорошо, что дорога, ведущая в поселок, выделялась на общем фоне. Скрепляющий асфальт битум выгорел или вытек, а на его месте осталось шершавое покрытие из мелкого черного щебня, местами смытого потоками воды до подушки из более крупного.
Чуете, какая температура была. Обратил внимание на это Николай. Дорога выгорела. Смотрите, от деревьев только низенькие пни остались. А ведь тут был небольшой лесок.
Интересно, сколько людей пережили это? Максим шарил взглядом по местности, чтобы увидеть движение в районе поселка.
Сколько неизвестно, но пережить должны. Все-таки в подвалах и погребах это реально было сделать. Решил Николай.
Они не станут нам мешать? Илья поставил себя на место человека, к которому в дом забрались чужаки.
А мы не станем лезть туда, где есть люди. Будем вежливо, тактично интересоваться, есть ли кто в доме, и если не ответят, будем уже проверять. Рассудил Николай. Главное, не дать людям повод думать, что мы какие-то бандиты. Здрасти, простите, извините и все в таком духе. Тяжело будет всем. Я даже не знаю, что хуже, умереть или жить такой жизнью, которая нас ждет. Ну, это в том случае, если такой звездец случился повсеместно. Посевы выгорели, скот подох. Даже если где-то зерно и осталось в каких-нибудь хранилищах под толщей другого зерна, чем убирать, техника сгорела. Это опять переход на ручной труд, мелкими делянками и только для себя. Как выживать остальным? Не представляю. Страшно вам, парни?
Страшно. Признался Илья, впервые представив себе картину разрушенного мира объемно. Придется сбиваться в коллективы, чтобы не поубивали поодиночке.
Да, придется. И самое смешное, что твой руководитель на работе покажется рядом с тем, кто возьмется командовать коллективом в сложное время, святым агнцем. Вместо выговоров будут плети, а за что-то более серьезное, отсечение головы.
Так жестко? Удивился Максим.
Жизнь заставит. Отбор будет таким, что выживут самые-самые. Зато генофонд подчистится, все люди с ошибками в генах, которых спасла медицина, исчезнут, и люди снова обретут крепкое здоровье. А мужики станут мужиками не только внешне, но и внутренне, и бабы перестанут корчить из себя мужиков. А то все смешалось в нашем мире.
Вам что, понравится такая жизнь? Максим не поддержал взглядов Николая.
Нет, конечно. Я бы предпочел как раньше, год работать, а потом на машине на море и никаких забот. Но кто я в этом мире? Не я решаю, как быть.
Бог? Предположил Илья.
Да без разницы кто. Может, и нет бога, как мы представляем, но правила свои он тут оставил. И когда что-то идет не так, происходит процесс перезагрузки, который мы наблюдаем, как катастрофу. Николай остановился, затем направился к обочине.
Остановился и нагнулся над чем-то. Илья с Максимом подошли ближе. На обочине лежал потемневший скелет, сливающийся с окружающей грязью. На нем не осталось ни намека на одежду. Череп раскололся, нижняя челюсть отвалилась. Николай поднял предплечье правой руки, рассыпающееся в руках, и снял с него остатки наручных часов с железным браслетом. Циферблат выгорел, но браслет уцелел, если не считать, что сильно потемнел. Долго смотрел на часы.
Как думаете, парни, Юле надо знать или нет? Спросил он.
Это Михаил? Догадался Илья.
Угу. Это мои часы, которые я отдал ему перед уходом и штырь в правой ноге, поставленный после перелома.
Не надо. Уверенно произнес Максим. Пусть надеется и тогда боль растянется по времени. Если мы ей скажем сейчас, она еще и нас посчитает виноватыми.
Наверное, ты прав. Николай посмотрел на часы. Надо захоронить его по-человечески.
Снова пригодилась саперная лопатка из арсенала почившей «четырки». Почва липла к металлу и чуть ниже глубины штыка она была невероятно горячей. Вместо ямы просто разогнали грязь в стороны и бережно уложили на дно кости Михаила. Николай положил часы к ним со словами:
Ладно, Мишка, прости, что не остановил тебя. Мы позаботимся о Юльке и Веронике, не
переживай.
Он сам закопал могилу и поставил в изголовье несколько камней, еще хранящих память о недавнем пекле.
Даже легче стало, что мы его нашли. Признался Николай. Как будто искупили вину.
Парни молча с ним согласились. Троица двинулась к поселку. От ходьбы стало душно. Пот тек градом, и захотелось пить. С собой взяли литровую бутылку воды, договорившись, что откроют ее не раньше, чем через три часа после выхода.