Радуешься? А я не могу сказать, чтобы был рад.
Он сел к столу с усталым видом.
Ты занят после обеда? начал он после минутной паузы. Если у тебя нет никаких дел, побудь немного со мной, раз ты не можешь зайти вечером. Мне что-то не по себе. Останься! Я хочу как можно больше видеть тебя до отъезда.
Я побуду, только недолго. В шесть часов я должен быть
На собрании?
Артур кивнул головой. Монтанелли быстро переменил разговор.
Я хотел поговорить о тебе, начал он. В мое отсутствие тебе будет нужен другой духовник.
Но когда вы вернетесь, вы ведь разрешите мне прийти к вам на исповедь?
Мой дорогой, как ты можешь спрашивать? Разумеется, я говорю только о трех или четырех месяцах, когда меня не будет здесь. Согласен ты взять в духовники кого-нибудь из отцов Santa Catarina?
Согласен, падре.
Они поговорили еще о другом. Потом Артур поднялся.
Мне пора идти, падре. Меня ждут товарищи.
Мрачная тень снова легла на лицо Монтанелли.
Уже? А я было почти рассеял свое мрачное настроение. Ну что ж, прощай!
Прощайте, падре. Завтра я опять приду.
Приходи пораньше, чтобы я успел повидать тебя одного. Завтра приезжает отец Карди. Артур, прошу тебя, будь без меня осторожен, не делай опрометчивого шага; по крайней мере, до моего возвращения. Ты и вообразить не можешь, как я боюсь оставить тебя.
Напрасно, падре. Сейчас ничего не предвидится, и так пройдет еще много времени.
Ну, прощай, сказал отрывисто Монтанелли.
Первая, кого увидел Артур, когда вошел в комнату, где происходило студенческое собрание, была дочь доктора Уоррена, товарищ его детских игр. Она сидела в углу и с напряженным, сосредоточенным вниманием слушала, что говорил ей высокий молодой ломбардец в поношенном костюме один из инициаторов движения. За эти последние несколько месяцев она сильно изменилась, возмужала и теперь походила уже на взрослую девушку. Только две спускавшиеся по плечам густые черные косы еще напоминали недавнюю школьницу. Она была вся в черном, и черный шарф прикрывал ее голову, так как в комнате было холодно и сыро. На груди девушки была кипарисовая ветка, эмблема «Молодой Италии». Ломбардец вдохновенно описывал ей нищету калабрийских крестьян, а она все сидела молча и слушала, опершись подбородком на руку и опустив
глаза. Артуру казалось, что он видит перед собой грустный призрак Свободы, оплакивающей утраченную республику. Юлия увидела бы в ней только не в меру вытянувшуюся девочку с угловатыми манерами, с бледным цветом лица, с неправильным носом и в старом платье, коротком не по возрасту.
Вы здесь, Джим! проговорил Артур, подойдя к ней, когда ломбардец отошел в другой конец комнаты.
Джим было детское прозвище, переделка из Дженифер странного имени, данного ей при крещении. Итальянки, ее школьные подруги, звали ее Джеммой.
Она подняла голову почти с испугом.
Артур! Это вы! А я и не знала, что вы принадлежите к партии!
И я никак не ожидал вас встретить здесь, Джим! С каких пор вы стали
Вы не поняли, поспешно прервала она. Я еще не состою членом. Мне удалось только исполнить два-три маленьких поручения. Случилось это так: я встретилась с Бини Вы знаете Карло Бини?
Конечно.
Бини был организатором ливорнского отдела, и его знала вся «Молодая Италия».
Так вот, Бини стал толковать со мной об этих вещах. Я его попросила провести меня на одно из собраний. Потом он мне написал во Флоренцию Вы не знали, что я была на Рождестве во Флоренции?
Нет, мне теперь редко пишут из дома.
А, да! Ну, все равно. Я ездила погостить к Райтам (Райты были ее подругами по школе). Тогда Бини написал мне, чтобы я проехала через Пизу по пути домой и пришла сюда сегодня. Я так и сделала, и вот я здесь, как видите. А! Сейчас начинают.
В докладе говорилось об идеальной республике и о том, что молодежь обязана готовить себя к ней. Тема была разработана не совсем ясно, но Артур слушал с благоговейным вниманием. В этот период своей жизни он принимал все на веру и проглатывал целиком новые нравственные идеалы, не давая себе труда подумать, переваримы ли они. Но вот лекция кончилась, прения прекратились Студенты стали расходиться. Артур подошел к Джемме, которая все еще сидела в углу.
Я провожу вас, Джим! Где вы живете?
У Марьетты.
У старой экономки вашего отца?
Да. Она живет довольно далеко отсюда.
Некоторое время они шли молча. Артур вдруг спросил:
Вам, должно быть, лет семнадцать теперь?
Минуло семнадцать в октябре.
Я всегда говорил, что из вас не выйдет барышни, которой нужны балы и наряды. Джим, если б вы знали, как часто спрашивал я себя, будете ли вы в наших рядах!
То же самое я думала о вас.