Пурпурных тканей дам! затараторил Аддуну. Пять платьев! И браслеты из серебра! И два золотых скарабея! И льна десять штук. Отличный лен! Египетский. Не губи, любезный Кулли. У меня ведь семья!
Ладно, воровато оглянулся Кулли. Неси свои подарки и не вздумай никому даже слова об этом сказать. А то на соседних крестах с тобой повиснем.
Спасибо! Спасибо! униженно лопотал Аддуну. Все сейчас принесут. А что в том свитке-то? Там закорючки
какие-то. Я и не понял ничего.
Он священные письмена закорючками обозвал! закатил глаза Кулли. Видят боги, я не желал твоей смерти. Да что же ты, друг дорогой, так торопишься в мир мертвых попасть?
Смилуйся! губы бывшего писца мелко-мелко задрожали, а на глаза навернулись слезы. Я еще три кувшинчика благовоний добавлю и горшок ароматного масла.
И вот эту лампу! Кулли важно ткнул в светильник в виде утки, изготовленный с необыкновенным изяществом и мастерством. Сделал он это исключительно из вредности.
И эту лампу, покорно кивнул Аддуну.
А в послании этом написано, что отправляюсь я в дальний поход, начал Кулли свой рассказ. И что ты должен оказывать мне всю помощь, которая потребна. Господин наш Солнце приказал проторить караванный путь отсюда и до самого Каркемиша.
Тяжело будет, почесал бороду Аддуну, который почти уже пришел в себя. Только за грудиной тянуло что-то, сжимая сердце ледяной рукой недавнего ужаса.
Банды арамеев повсюду, продолжил он. Лютуют так, что все окрестные деревни волком воют.
Знаю, кивнул Кулли. Найди мне надежного проводника. Я отправлюсь сразу же. Кстати, ты кое-что обещал мне. Я жду, почтенный, обещанные дары. Не умножай ожиданием мою скорбь по поводу твоего святотатства.
Страна Эбер-Нари(2), так называют эти земли вавилоняне. И сам Кулли тоже всегда называл ее так, не один раз пройдя с покойным батюшкой из конца в конец. Тут когда-то железной рукой держали власть цари хеттов, но теперь у купца сердце разрывалось от того, что он видел.
Каркар, стоявший на реке Оронт, в дне пути от Угарита, уцелел, и там еще теплилась какая-то жизнь, а вот дальше все было гораздо хуже. Богатейший город Эмар разграблен и сожжен дотла, древний Алалах постигла та же участь. И даже Халеб(3), крупнейший город на великой дороге, превратился в деревушку, которая пытается вновь подняться из руин. Халеб был западной границей царства Каркемиш, одного из немногих, что еще уцелело.
Кулли приложил руку ко лбу, оглядев берег Евфрата, который лежал перед караваном. Ночь отступила, и равнина, покрытая клочковатым ковром выгоревшей на солнце зелени, уже просыпалась в золотистой дымке. На востоке, где небо сливалось с землей в дрожащем мареве, поднималось солнце огромное, раскаленное, как щит Тархунта, брошенный рассерженным богом на лазурный свод.
Внизу, до самого берега великой реки, расстилается целое море травы, нервно колышущейся под дыханием ветра. Где-то в ней, невидимый, трещит кузнечик, и его стрекот сливается с шепотом сухих стеблей. Пышная зелень, благоденствующая рядом с живительной влагой, дает пристанище множеству животных, пришедших к водопою.
Кулли идти туда не хотел, он поищет другое место, чтобы напоить своих ослов, и на то у него была весьма веская причина. Ведь прямо перед ним паслись слоны исчезающие исполины этих земель. Их серые спины, покрытые редкой щетиной, напоминали ожившие холмы, медленно движущиеся среди тростников. Самый крупный самец, старый, с обломанным бивнем, поднял хобот и затрубил, разгоняя стадо онагров. Дикие ослы убежали и застыли в отдалении, ожидая, когда уйдут повелители степи. Они тоже хотят пить, но покорно ждут своей очереди. Их короткие гривы топорщатся, а уши нервно подрагивают. Они чуют запах льва где-то в зарослях тамариска тот дремал, насытившись после ночной охоты. Около этих гигантов ослам гораздо спокойнее. Рядом, довольно фыркая, резвятся слонихи. Они обливают спины мутной водой, а их детеныши, неуклюжие, как глиняные кувшины на ножках, бегают рядом с матерями, путаясь у них под ногами.
Западнее, где равнина переходит в каменистую степь, мелькают страусы. Здесь огромное множество этих птиц. Их длинные ноги взбивают пыль, а черно-белые бока сливаются с цветами степи, совершенно теряясь в них. Страусы несутся стремительно, словно духи пустыни, и только редкие перья, выпавшие на бегу, оставались лежать в траве немые свидетельства их сказочной быстроты.
В отдалении встали туры могучие быки, с рогами, изогнутыми, как луки. Они стоят неподвижно, словно изваяния, и только их горячие ноздри подрагивают, улавливая запахи пустыни, принесенные ветром. Туры, стада которых бродят от этих земель и до моря Аззи излюбленная дичь для хеттской знати, наравне со львом. Их бьют из луков, загоняя на колесницах.
Бр-р! Кулли, неизбалованный скудной природой родного Междуречья, даже плечами передернул. Такое буйство жизни пугало его не на шутку. Сколько раз он ходил с караванами, а привыкнуть все никак не мог.
Хорошо, что хоть водяных
лошадей тут нет(4), как в Египте, бурчал он себе под нос. Боюсь их до ужаса.
Кулли повеселел и даже затянул какую-то заунывную песенку. Отсюда до цели всего день пути.