А чего она улыбается? удивился я. В рабство же попала.
Да тут ее хоть накормили, хмыкнул Рапану. И пальцем не тронул никто. Отец рассмотрел ее как следует и сказал, что в богатый дом продаст. Вот она и радуется теперь. Они у себя на острове кору с деревьев объели уже.
Мы пробирались через толчею порта, где было необыкновенно людно. У каменных пирсов одновременно качалось на волнах не то три, не то четыре десятка кораблей. Акоэтес, царь нашего Дардана, правую руку отдал бы за такое. У него пошлин почти и нет, все тут оседают.
Корчма в порту это навес со столами, рядом с которым стоит пышущая жаром печь. Запах свежего хлеба просто одуряющий, он настойчиво лезет в ноздри, выбивая из меня тягучую слюну. Я ведь и сам не обедал, кусок лепешки съел с утра, и все. Да только заплатить нечем. У меня же ведь и нет ничего.
Угощаю! правильно истолковал мое молчание Тимофей. Он размотал браслет из серебряной проволоки, отломил кусок и бросил на стол. Трое нас. Накорми, почтенный.
Еще столько же добавь, покачал головой тощий мужик со спутанными волосами, в хитоне, прожженном искрами в нескольких местах.
Чего это вдруг? поднял в удивлении брови Тимофей. Я честную цену дал.
Честной ценой это было год назад. Нынче съестное вздорожало сильно, ответил корчмарь. На востоке и вовсе голод начался. Вокруг Хаттусы крестьяне бунтуют. У них зерно в счет податей требуют, а его почти нет, зерна этого. Великий царь воинов послал, чтобы они крестьян вразумили, да толку-то! Оттого что десяток смутьянов распяли, ячменя в закромах не прибавилось.
Откуда знаешь? вскинулся Тимофей.
Люди так говорят, пожал плечами корчмарь. Я много вижу людей, и многое слышу. Плохие времена наступили! Ох, плохие!
О как! неприятно удивился Рапану. А мы с отцом отсюда в Хаттусу собирались идти.
Дело ваше, равнодушно пожал плечами корчмарь. Говорю же, неспокойно там. Племена каски, что у берега моря живут, тоже шалят. У них даже из колодцев вода ушла. За каждый кусок берега у чахлого ручья режутся без пощады.
Рапану нахмурился и ушел в себя, а корчмарь бросил на стол горячую еще лепешку, а потом поставил три горшочка с чечевичным супом, плошку маслин и три чаши с вином. Тут не спрашивают, чего ты хочешь. Дают жри. Народ в порту непривередлив.
Ум-м! с блаженным видом поднял взгляд к потолку Тимофей.
Он окунул кусок лепешки в вино и отправил ее в рот, а следом хлебнул горячего варева, в котором плавали тонкие нити мяса. Козлятина, не иначе, только эта неубиваемая живность еще находит себе пищу, лазая по скалам и обгрызая жесткие ветки. Мы вот с отцом измучились своих коней пасти, трава горит уже в начале весны. Рапану тоже ел с сосредоточенным видом, да только мыслями он был очень далеко отсюда. Я сунул в рот краюху, смоченную разбавленным вином, кинул вслед пару маслин, взял двумя руками горшок и жадно заглотил ароматную густую жижу. Вкусно-то как! Соли не пожалел корчмарь, трав и чеснока. И даже щепоть муки бросил. В наших краях соли хватает, ее морем с северных гор везут, что за Данубием раскинулись.
Я выхлебал горшочек в несколько глотков, а потом тщательно протер его изнутри куском лепешки, которую отправил в рот вслед за всей остальной снедью. Хорошо! Вся моя жизнь делилась на две половины: когда я был сыт, и когда я был голоден. Сыт как сейчас я бывал не каждый день. Даже меня, близкого родственника
царя, коснулись все эти несчастья. Зерна и впрямь становилось все меньше. Кое-где поля и вовсе стояли пустыми, забывая возвращать людям даже то, что те бросали в землю. А уж мясо я точно ел не каждую неделю, только если удавалось подстрелить оленя или кабана на копье взять. Но у нас еще было терпимо. А вот на востоке и юге, корчмарь не врал, дела совсем скверные. Если бы не помощь из Египта, в городах Лукки и Тархунтассы одни волки жили бы. Его величество фараон помог детям своим, прислав корабли с зерном. Я сегодня это в порту слышал. Я страсть до чего любопытный, потому и хожу, развесив уши. В нашей глуши скука и тишина, а новостей так мало, что когда теленок родится, это целый месяц обсуждают.
У нас в Аттике тоже урожаи плохие, сказал вдруг Тимофей с глухой тоской в голосе. Он уже поел и отставил в сторону до блеска вылизанный горшок. Меня потому-то из дому и погнали. Самим жрать нечего. Не прокормиться всем с одного надела. Когда отец состарится, наша земля достанется брату. А я лишний вот получился. А потом младшие братья тоже в море пойдут. У нас многие так из дому уходят.
Знаем мы, как вы, ахейцы, из дому уходите, неожиданно зло сказал Рапану. Вон Гибалу недавно сожгли. А то город царя Угарита был. У меня там родня жила. Кого побили смертно, а кого в рабство увели. А страну Амурру и вовсе разорили дотла. Даже царей ее поубивали!
Я не ахеец, с достоинством Тимофей. Я из афинских пеласгов. Когда ахейцы с севера поперли, мы свою землю в бою отстояли. Она от века наша. И царей Гераклидов вместе с их дорийцами мы тоже бьем, когда они приходят.
Да! Непонятные дела начались, загрустил Рапану. Торговля совсем плохая. Шерсть и ткани еще везут к нам, а вот олова почти не стало. Слышь, Эней, а как тут у вас с оловом?