Иди ко мне! протянул я руки. Я тебя не обижу ни словом, ни делом.
Правда?
Креуса посмотрела на меня доверчивым взглядом ореховых глаз и прижалась неумело. Ты же воин, а воины они такие Я часто слышу, как плачет тайком жена Гектора после того, как он берет ее. Он такой грубый! Я стану тебе хорошей женой, Эней, спешно добавила она, а ее губы слегка подрагивали. Только не обижай меня, прошу!
Не буду я тебя обижать, пообещал я. Но только если ты не сварлива и не сплетница. Терпеть не могу таких баб. Давай-ка ты сначала поешь.
Я со вчерашнего вечера ничего не ела и не пила, честно призналась девчонка и благодарно посмотрела на меня. Матушка сказала, что я должна сидеть неподвижно, пока не закончится пир. И что мне нельзя будет встать и уйти, даже если сильно захочется по-маленькому.
Налетай! махнул я рукой, и моя жена со сладострастным стоном вцепилась мелкими белыми зубками в фазанью ногу. Я налил ей вина, и она торопливо отхлебнула чуть ли не полкубка сразу. Креуса жадно ела, а я сидел рядом, и сам себе не мог поверить. Меня занесло в другое время, а теперь у меня есть семья: отец и жена. И жену свою я не знаю совсем. Даже не разобрался еще, достаточно ли у нее широкие бедра, чтобы родить мне здоровых детей. Может, нужно поговорить с ней, понять, что у нее на душе.
А скажи повернулся я к Креусе, но тут же замолчал.
Моя жена упала набок и заснула с фазаньей ножкой, зажатой в руке. Она так намучилась с этой свадьбой. Бедный ребенок.
приют, а наутро двинулся дальше. Впереди есть речушка, где можно напоить ослов. Осел не человек. Он не пойдет вперед, если его будет мучить жажда, и поэтому им придется свернуть с проторенного пути.
Выжженная зноем степь изрезана горными хребтами. Голые серые скалы, тянущие макушки к небу, опоясаны тусклой зеленью зарослей, взбирающихся по каменистым склонам. Где-то здесь пробивается ручей, который и питает здешнюю растительность. Вот же он! Ярко-зеленая полоса впереди кричит о немыслимом богатстве, ведь там, где есть вода, есть жизнь. Вот и здесь, около мелкого ручья, что шириной в каких-то четыре шага, стоит деревушка, а ее жители поглядывают на незваных гостей без малейшей приветливости. Тысячи животных и людей выпьют воду, взобьют грязь копытами и истопчут берег, завалив его дерьмом. А крестьянам от этого никакой прибыли, одно беспокойство. Тут нет царских воинов, а стража караванов порой ведет себя хуже разбойников. Вот и сейчас несколько ушлых парней зашли по-хозяйски в деревню и вернулись оттуда с козой, которую тянули за рога. Ее хозяин получил в морду и теперь сидит в пыли, сплевывая кровь и провожая караван ненавидящим взглядом.
Конец! Конец торговле! продолжал причитать Хапасали.
Простите, почтенный, обратился к нему Тимофей. Но почему торговле конец? Ну, подумаешь, налетели лихие люди, сожгли какой-то сарай. Ну, бывает. Чего вы так убиваетесь-то?
Ты не понимаешь, парень! зло посмотрел на него купец. Торговый путь это жила, по которой течет кровь. Перережь ее в одном месте, и самый сильный воин погибнет, неспособный больше драться. Представь, что еще два таких постоялых двора разорили? Что мы будем делать? Мы не прокормим такую ораву, если нам не продадут зерна и не пустят наших ослов к колодцам и водопоям. У нас впереди город Сангарий, на севере царство Каласма, на юге Хаппалу. Либо кого-то из их царей покинул разум, и они занялись разбоем, либо в стране Хатти больше нет порядка, который держался последние четыреста лет. Если это так, торговле конец! Никто не повезет товар туда, где не охраняются дороги.
А что же тогда будем делать мы? растерянно посмотрел на него Тимофей.
Хороший вопрос, кивнул купец, а на его смуглом лице появилась невеселая усмешка. Я даже боюсь представить, чем займется такой, как ты, если у него не будет куска хлеба. Мне уже становится страшно, а я мало чего боюсь в этой жизни, парень. Я вырос на этой дороге. Я хожу по ней столько, сколько себя помню. А до меня здесь ходил мой отец, а до него мой дед. Шайки разбойников были всегда, но еще никогда их не было так много. Каждый новый переход становится тяжелей и опасней предыдущего. Я почти год не был дома, и теперь подумываю остаться за крепостной стеной Хаттусы и сидеть там, пока все не успокоится.
К оружию! раздался крик откуда-то издалека. К оружию!
Да кто полезет на караван, в котором полторы тысячи мужиков? удивился Тимофей, который почему-то считал, что они просто прогуляются до Хаттусы и назад.
Сейчас увидишь, купец показал рукой на север, где разворачивались в широкую лаву десятки конных упряжек, на которых мчали воины. На колесницах не воюют разбойники, парень. Колесницами правят воины из знатных семей, которых учили этой науке с малых лет. Вот интересно, кто из окрестных царей сошел с ума?
Кто здесь старший? воин в сверкающей на солнце бронзе остановил коня прямо перед караваном, который развалился на несколько больших групп. Стража вышла вперед, опустив копья. Лучники натянули тетиву, а пращники складывали в кучки подходящие камни.
Я старший, вперед вышел Хапасали и с достоинством поклонился. Мы купцы из Хаттусы, отважнейший, и идем домой. Мы чтим законы страны Хатти, и царь царей покровительствует нам.