Поняв, что в Москве ему не найти комнаты, Соколов уехал за город. Там ему повезло. Сойдя с электрички в Малаховке и немного потолкавшись на базаре, он узнал от торговок десяток адресов. Он отправился по первому из них и нашёл то, что было нужно. В пяти минутах ходьбы от станции сдавалась небольшая тёплая комната. В ней стояли кровать, стол и платяной шкаф. «Жить можно! подумал Соколов, отсчитывая хозяину зимней дачи плату за месяц вперёд. И милиция в дачной местности скорей пропишет».
Он тотчас же повалился спать.
...На другой день Соколов вернулся в Москву и, поглощённый своими невесёлыми думами, не заметил, как очутился вблизи дома, где жила его семья.
«Говорят, преступника всегда тянет к месту, где совершено преступление», Соколов усмехнулся и присел на скамейку. Узкий бульвар разделял пополам Ленинградское шоссе. Тут играли дети. Вот и его сын, его Вовка! Мальчик вытянулся, бушлатик, на который по его настоятельной просьбе был нашит лётный знак с отцовской формы золотистые крылья с красной звёздочкой, стал тесен и короток. «Пора покупать новое пальто сыну, подумал лётчик и сам себя с горечью поправил: Не моя теперь забота!»
На краю скамейки, сгорбившись, сидела седая женщина. «Мама, прости меня за все страдания, которые я тебе причинил! едва не крикнул Соколов. Когда ты провожала меня в перелёт, у тебя в волосах была только одна серебристая прядь, которая так тебе шла! А сейчас ты бела, как лунь...» И отец опять перевёл взгляд на сына. Он так смотрел на него, что старая женщина не удержалась от замечания.
Что вы, гражданин, уставились на сиротку? Так ведь и сглазить можно!
Мальчик подбежал к ней.
Бабушка, он плачет!
Он большой, зачем ему плакать? возразила старушка, прижимая к себе внука, словно хотела защитить его.
Ещё секунда, и Соколов не выдержал бы! Он уже протянул руки к мальчику, и в этот момент прозвучал голос матери:
Какой ужас. Не дай бог, в семье такой урод!
Страшно подумать! поддержала сидевшая рядом женщина.
Соколов упал, забившись в припадке. Его окружили прохожие. Через несколько минут с надсадным рёвом сирены примчалась машина скорой помощи.
...Спустя две недели Соколов вышел из больницы.
Однажды Соколов сошёл с трамвая на остановке «Авиационная улица». Высокий зелёный забор, огораживающий заводскую территорию, тянулся на несколько кварталов. За ним виднелись крыши нескольких высоких зданий; одноэтажные длинные корпуса с улицы не были заметны. Рабочие первой смены уже прошли на завод. Тишину нарушал доносившийся из-за забора рёв авиационного мотора, который испытывали. Не было для Соколова более желанной и приятной музыки. Не раз, когда он приезжал на завод, его торжественно встречал дорогой сердцу лётчика оглушительный салют мощного авиационного мотора. Сейчас он шёл вдоль зелёного забора, прислушиваясь к песне двигателя, и удивлялся, как долго надо идти. Раньше он подъезжал на своей машине прямо к проходной, а теперь до неё шагать и шагать.
На ажурной арке прикреплён макет ордена Ленина, которым награждён заводской коллектив. Большими позолоченными буквами указано, что завод носит имя Соколова.
В проходной Соколов обратился к начальнику охраны:
Как позвонить Воробьёву Николаю Афанасьевичу?
Не каждый день он бывает на заводе, ответил тот. Вы лучше поезжайте в Наркомат. Там скорей застанете его.
Сев в такси, Соколов доехал до Кузнецкого моста. В просторном бюро пропусков Наркомата государственной безопасности он подошёл к первому окошку, за которым сидел лейтенант.
Мне нужно повидать по очень важному делу товарища Воробьёва.
Ваши документы!
Соколов протянул в окошко паспорт Евдокимова.
Придётся обождать, с безразличным видом сказал лейтенант и захлопнул окошко.
На стульях вдоль стены устроилось несколько человек,
ожидающих вызова. Соколов огляделся. Женщина с заплаканными глазами забилась в угол. Двое солидных мужчин с портфелями, как видно хозяйственники, перешёптывались.
Пожилой майор-артиллерист спокойно читал газету, а молодой капитан с голубыми петлицами на шинели нервно шагал взад и вперёд, ежеминутно поглядывая на ручные часы. Соколов ему посочувствовал. Ждать было томительно. Прошло минут сорок, и лейтенант из окошка крикнул:
Евдокимов! Пожалуйста!
Он протянул паспорт с вложенным в него пропуском.
Идите через улицу во второй подъезд. Вас там встретят.
Дежурный офицер долго держал его документы. Несколько раз он поднимал глаза на Соколова и потом рассматривал фотографию на паспорте. Соколов с ужасом подумал, что карточка Евдокимова очень мало похожа на него самого. Как он об этом не вспомнил раньше! А вдруг не пустят? Он сделал выразительный жест, показывая, что сбрил бороду. Офицер недоверчиво улыбнулся, повернулся к стоявшему рядом старшине, поговорил с ним вполголоса и наконец громко сказал:
Проводите!
Старшина поднялся с Соколовым на лифте, провёл его по пустому коридору, остановился у двери с трёхзначным номером и попросил обождать. Он вошёл в кабинет и через минуту распахнул дверь:
Просят вас!
Из-за большого письменного стола встал и шагнул навстречу высокий дородный человек в сером штатском костюме. Это был полковник государственной безопасности Николай Афанасьевич Воробьёв. Соколов сразу узнал его чисто русское, добродушное и вместе с тем волевое лицо. «Вот этому всё можно рассказать, подумал он. Этот всё поймёт и решит».