Неотправленная телеграмма
Перекос рта, ещё не совсем зарубцевавшаяся рана на щеке, запёкшиеся от жара губы мешали говорить. Половины слов санитарка не разобрала.
Больной стал нервничать; сжимая кулаки, он прошепелявил:
Мне надо срочно послать телеграмму... Понимаете, срочно!
Наконец девушка якутка поняла, чего от неё требуют, согласно кивнула головой и позвала медсестру.
Та принесла карандаш и бумагу.
С трудом повторяя по нескольку раз каждое слово, Соколов продиктовал: «Москва. Почтовый ящик 37-13. Смирнову. При катастрофе самолёта случайно остался жив. Нахожусь больнице Черноярске. Болен энцефалитом. Лётчик Соколов».
Сестра, как это и полагается, отдала текст телеграммы врачу:
Больной Евдокимов хотя и пришёл в сознание, но бред у него продолжается. Он назвал себя лётчиком Соколовым и просит срочно послать вот эту телеграмму.
Понимаю, сказал врач. У тяжелобольных иногда это бывает. Возьмёт да и присвоит себе титул графа или барона. Помните, у нас был такой, тоже энцефалитом болел?
Тот именовал себя королём Чукотки, улыбаясь, сказала сестра.
Вы сказали ему, что лётчик Соколов погиб во время полёта и его с почестями похоронили в Москве?
Я ничего не говорила, ответила сестра. Может, вы сами побеседуете с ним?
У врача был незадачливый день. До хрипоты спорил в райисполкоме, тщетно доказывая необходимость увеличить штат больницы. Дел по горло! Он и сёстры с ног сбиваются, больные становятся всё требовательнее, капризнее. А тут ещё этот бородатый вот что выдумал! «Потом поговорю с ним, а сейчас некогда, надо готовиться к трудной операции».
И врач буркнул сестре:
Когда больной немного окрепнет, дайте ему почитать газеты. Тогда он и успокоится.
Соколов с нетерпением ждал ответа из Москвы. Чуть ли не каждый час он спрашивал сестёр и санитарок, нет ли для него телеграммы.
Пока ещё нет, стандартно успокаивали его каждый раз. Будет, обязательно будет!
В маленькой районной больнице не очень-то обращали внимание на капризы пациентов. Ежесуточный обход, процедуры, раздача пищи и лекарств вот, кажется, и всё, на что хватало времени у немногочисленного персонала. Где уж тут нянчиться с каждым больным, вникать в
его душевные переживания, особенно, если он уже находится на пути к выздоровлению! Другое дело, если человек борется со смертью; такому, естественно, и внимания оказывается больше.
Соколов шёл на поправку. Это был тихий, ничем не примечательный больной из общей палаты 3.
... Есть телеграмма?
И всё тот же ответ:
Пока ещё нет.
«Как же так? сверлило в голове лётчика. Вот уже прошла неделя, а ничего нет». Он был уверен, как только узнают, что жив, за ним сейчас же пошлют самолёт, и обязательно приедет жена.
Как-то после обеда ему почудилось, что пришла долгожданная весть из Москвы. Он громко позвал санитарку:
Куда вы запропастились? Давайте мою телеграмму!
На Соколова накинулись соседи по палате.
Замолчи ты, Евдокимов! услышал он сердитый окрик якута, лежавшего через койку от него. Разве не знаешь, что сейчас, как это... смертный час? Дай людям спокойно отдыхать.
Соколов весь съёжился. Он сразу понял всё. Его все здесь принимают за Евдокимова. Судят по паспорту единственному документу, который был с ним. А телеграмму за подписью Соколова, конечно, не отправили, решили, что это бред, дикий вымысел воспалённого мозга! Всё равно ему здесь не поверят. Значит, надо ждать, пока выпишут из больницы. И так уже прошло много времени. Ещё неделя-другая ничего не изменит в его положении.
По субботам в больнице появлялся «царь Соломон». Так больные в шутку называли парикмахера добродушного, весёлого толстяка Соломона Соломоновича. Он всегда сыпал анекдотами и шутками, называл больных по имени-отчеству, подбадривал их. Его приход был маленьким праздником, нарушавшим скучное, однообразное течение больничных дней.
Соколов попросил парикмахера сбрить ему бороду и подстричь его.
Я вам сделаю вид! весело сказал «царь Соломон», взбивая кисточкой мыльную пену. Лучший вид в городе Черноярске, если можно назвать городом эту дыру, куда меня занесла судьба прямо из Житомира.
Он без умолку балагурил, но когда бритва сняла волосы с лица Соколова и обнажились обтянутые бледной кожей скулы, парикмахер скис, замолчал, нахмурился.
Соколов хотел взглянуть на себя. «Царь Соломон» сказал, что сейчас принесёт зеркало (за четверть часа до этого, вертя зеркало в руках, он хвастался стрижкой, сделанной одному больному), но неожиданно подхватил свой чемоданчик и, семеня ногами, выбежал из палаты, неся впереди большой живот.
Соколов уловил сочувственные взгляды соседей. Ему уже разрешалось немного ходить, и неровными шагами он поплёлся в умывальную комнату, где висело зеркало. Вот так «лучший вид в Черноярске!» На Соколова смотрело незнакомое лицо, худое и жёлтое. Правую щёку от виска до подбородка прочертил глубокий лиловый шрам. Левая часть лица была перекошена; угол губы опустился, словно рот застыл в насмешливой улыбке. Один глаз стал меньше другого и, казалось, всё время подмигивал.
Соколов попробовал повернуть перед зеркалом голову, но ушибленная шея плохо повиновалась.