Наступили сумерки, и дежурный Ларин занялся приготовлением ужина. Он с Каланчой пошли искать воду. Скоро натренированный слух пограничников уловил тихое журчание водной струи.
Слышишь? сказал Ларин. В этих зарослях ключ бьёт. Давай посмотрим.
В лесу было темно, но не возвращаться же с пустыми руками! Освещая путь карманными фонариками, бойцы проникли в тот самый котлован, который был обнаружен Соколовым. И когда Каланча, черпая воду, осветил электрическим лучом дно, он так же, как лётчик, удивился:
Смотри-ка, Ваня, какой странный жёлтый песок на дне! Сроду такого не видывал!
Ларин, когда волновался, начинал заикаться, а на этот раз у него совсем отнялся язык.
Ты по-о-онимаешь? обрёл он, наконец, дар речи. Мой дядя в Кра-кра-красноярском крае тоже так нашёл. Э-э-это чистое зо-о-о-ло-то! Ларин опустил руку в холодную воду и загрёб целую горсть песка. Во-вот он, з-з-золотой песок!
Оба, забыв про воду, помчались к Серёгину.
Товарищ майор! Смотрите, что мы нашли! влетая в палатку, закричал Каланча. Чистое! Червонное!
Ларин высыпал песок на лист бумаги.
Его там целый котлован!
Долго ещё после ужина бойцы не могли заснуть.
Ну и богатство! говорил Ларин. Нашёл бы в старое время старатель, миллионером бы стал.
Да и сейчас не мешало бы одному найти. Получи миллион и гуляй!
Тебе что, завидно, что ли? ехидно заметил Клюев, на золото позарился. Сколько тебе его нужно: тонну, две?
Граммов пятьдесят не отказался бы взять, спокойно ответил Шмаков. Я бы матери дал на зубы и себе сделал бы коронку спереди. Знаешь, как красиво,
когда блестит золотой зуб!
Я вот вышибу тебе передние зубы, если не будешь давать спать, окаянный! проворчал Каланча. Майор, может быть, сжалится и даст тебе целую горсть золота. Ходи потом и блести! А я ей-ей вышибу!
Утром Серёгин составил подробный план местности, где обнаружено золото. Потом с двумя бойцами изучил карту, наметил их маршрут в близлежащий районный центр.
Отряд продолжал поиски.
Через сутки, на исходе дня, бежавший впереди людей Рекс громко залаял.
Тихо! скомандовал Серёгин. Лошадей привязать!
Идти пришлось немного.
На крошечной полянке у тонкоствольной берёзки были разбросаны головешки от костра. Пограничники сразу поняли, что здесь произошла схватка. Валялся в стороне жестяной чайник с отбитым носиком, как видно отброшенный ударом ноги. На утоптанной траве вокруг потухшего костра и на золе были видны следы крови. Много крови было шагах в тридцати от места драки, где, по-видимому, отлёживался раненый.
Кто и с кем дрался? недоумённо заметил Серёгин и отдал команду: Осмотреть тщательно всё вокруг. Берегите след.
Ничего не могу понять, докладывал вскоре Клюев командиру. Опять те же самые следы, что были у сгоревшего самолёта. Размер «43» и «41». Только «сорок первый» уже идёт босиком; сапоги его, видно, развалились. «Сорок третий» пришёл со стороны реки в сапогах, а ушёл отсюда тоже босиком. Оба босые, а где же сапоги?
Может, сгорели на костре?
Вряд ли... Просмотрели золу, нет ни гвоздей, ни подковок, а сапоги-то были кованые!
Спор затянулся, пока майор не подытожил его:
Около самолёта, видимо, было два человека. Шли они разными путями и, возможно, встретились здесь случайно.
Чтобы подраться, добавил Каланча.
Когда найдём кого-нибудь из них, узнаем, что тут произошло.
Рекс свободно шёл по знакомому ему следу «сорок первого».
В последние часы у майора Серёгина появилось сомнение в том, что они возьмут того, кого ищут, живым.
Смотрите, товарищи, до чего дошёл, сказал он своим бойцам. На карачках к реке полз.
Дальше пути не было. След прервался у реки, там валялись разрезанные голенища хромовых сапог.
«Надумал, вероятно, переплыть реку, вот и разулся», решил командир поисковой группы.
След таинственного «сорок третьего», лишённого своих сапог, тоже вёл к реке, только правее, по более легко проходимым местам. Но как тщательно ни обследовали прибрежную полосу на несколько километров вглубь, ничего найти не могли. Рекс резвился, бегал взад и вперёд, а следа не брал. Всего вероятнее, оба раненых пошли на дно при попытке перебраться через реку, быстрое течение которой далеко отнесло их трупы.
...Операция по розыску нарушителей советской границы была закончена, и начальник отряда майор Серёгин, скрепя сердце, дал об этом радиограмму в штаб в Читу.
Домик на берегу
Отдалённой охотничьей базой, хорошо известной в южной части Якутии, ведал старый Холим. Сюда охотники, промышлявшие зимой белку, которой кишмя кишели здешние леса, сдавали шкурки; тут пополняли они запасы продовольствия, дроби, пороха и находили гостеприимный приют для кратковременного отдыха.
Холима охотника и рыболова по прозвищу «Крепкая кость» хорошо знали в окрестной тайге. Рассказывали, что в двадцать первом году в него почти в упор стрелял белый офицер-колчаковец, скрывавшийся под видом батрака у одного из местных кулаков. Молодой охотник задержал врага Советской власти и решил сдать его партизанам. По дороге раздался выстрел из браунинга. Пуля попала Холиму в грудную клетку, чуть выше сердца, скользнула по ребру, рикошетом отскочила и впилась в ствол ели. С тех пор и прозвали Холима «Крепкая кость». Прозвище подошло к нему очень сильному и выносливому, невысокому, ладно сбитому, с широким смуглым лицом, на котором светились маленькие чёрные зоркие глаза. Он носил свисавшие по углам рта жидкие усы и такую же редкую бородёнку.